Черное Солнце - Александр Бушков Страница 31

Довольно быстро иные захудалые корольки, сообразив, что к чему, бросились по стопам Лавуты, отталкивая друг друга локтями. Их, конечно, привечали, но, естественно, чуточку скупее — именно товарищ Лавута прочно занял место образцово-показательного «местного руководителя». Пару недель назад его избрали в ЦК партии и наградили Серебряной Звездой Независимости (по словам тех же циников, намекнув, что Золотую нужно еще заслужить дальнейшей углубленной работой над реформами и над собой). Лавута дал честное партийное слово, что будет расти идеологически, а реформы расширит, углубит, усовершенствует и разовьет…

— И вот что еще, товарищи… — сказал Лаврик. — Бангальские руководители, вы говорите, настаивают, чтобы все прошло в высшей степени дипломатично? Что же, есть соображения…

Мазур покосился на него: лицо Лаврика стало столь одухотворенным, чистым и светлым, что хоть ангела на икону с него пиши. Все старые знакомцы прекрасно знали: именно так Лаврик выглядит, когда его осенит очередная гениальная идея — как правило, крайне полезная для дела.

— А поточнее? — нетерпеливо спросил Филатов.

— Был я в Ленинской комнате — великолепно оформлена, — сказал Лаврик с тем же светлым ликом ангела небесного. — И стенгазеты ваши видел — тоже на уровне. Значит, хороший художник у вас есть, как, собственно, в любой части… Мне срочно нужна легковая, чтобы быстренько съездить в город, там есть подходящая антикварная лавка. И некоторая сумма местных денег понадобится. И еще… — он подошел к Рогову, вкрадчиво осведомился — Товарищ генерал-майор, вы готовы для успеха предприятия пожертвовать кое-чем?

— О чем вы говорите, товарищ капитан-лейтенант! — с превеликим энтузиазмом воскликнул приободрившийся Рогов. — Готов чем угодно…

— Прекрасно, — кивнул Лаврик.

И в мгновение ока, ловко расстегнув булавку, снял с рубашки Рогова висевшую над двумя орденскими планками медаль в честь столетия со дня рождения В. И. Ленина. Рогов так растерялся, что не успел воспрепятствовать или хотя бы удивиться вслух.

— Так надо, — мягко сообщил ему Лаврик, подбрасывая медаль на ладони.

…Мазур плыл вторым, как и остальные, держась на глубине — вряд ли королевские часовые так уж бдительно наблюдали за безмятежно чистой водной гладью, но вода в озере прозрачнейшая, достаточно случайного взгляда… Товарищ Степанов, надо отдать ему должное, умел работать на совесть — перед высадкой они изучили полдюжины снятых с воздуха фотографий королевской резиденции, готовились серьезнейше, как и во времена всех прошлых операций. С учетом специфики этой, конечно…

Задача представала не столь уж головоломной: по площади островок Мьяса равен всего-то навсего иному стадиону, никаких укреплений и оборудованных огневых точек там нет, а строений всего четырнадцать. Озеро расположено едва ли не в центре обширных владений Кирату, а такое расслабляет. Высадку никто не засек — Кирату в жизни не озабочивался и намеком на противовоздушную оборону, к летающим над королевством вертолетам аборигены привыкли — и кто бы подглядывал, когда в совершенно безлюдном месте, примерно в километре от Мьясы, две вертушки снизились метров до пяти, и из них посыпались в камыши аквалангисты… Вряд ли следует ожидать серьезного боя, король достаточно умен, чтобы не ссориться с властями открыто, но, как учит опыт, иногда в подобных заварушках начинается случайная пальба с непредсказуемыми итогами…

«Влетит Кольке, — отрешенно подумал Мазур, скользя над ровным песчаным дном. — Даже если все пройдет гладко, влетит, ну, а если уж будут осложнения… Но что поделать, жизнь сложнее уставов, каковые не могут предусмотреть абсолютно все…»

Плывущий в авангарде Морской Змей сделал условленное движение правой рукой, и думать о постороннем стало некогда, пошла работа. Вереница пловцов разделилась на две шестерки, двинувшиеся в разные стороны: нечетные — налево, четные — направо. Мазур со своей группой ушел вправо.

Дно поднималось, поднималось, бросались прочь стайки разноцветных рыб… А вот и берег. Береговая линия почти на всем протяжении, если не считать гавани, представляла собой крутой обрыв высотой примерно в метр, и на обрыве кое-где произрастали редкие рощицы — но именно такая точка высадки и годилась. Мысль человеческая работает по шаблонам. Как явствует из тех же снимков с воздуха, во время пребывания здесь короля его гвардия охраняет главным образом «гавань» и еще парочку отлогих мест, наиболее удобных для причаливания. Ну, и за воздухом послеживает. В общем-то, начальник охраны короля, конечно же, не дуболом, он справедливо рассчитал, что угрозу представляют те, кто может подплыть на катерах или прилететь на вертолетах — и не будем упрекать его за то, что он не предусмотрел боевых пловцов: таковых до их визита в Бангале просто не бывало, ни при португальцах, ни после…

Он сделал выразительный жест, удерживаясь в вертикальном положении у самого обрыва, так, что маска порой выступала над спокойной водой. Грамотно притопив акваланг и ласты, Хмурый по пояс поднялся над водой, в совершеннейшей тишине вмиг вскарабкался вверх, цепляясь за свисавшие корни деревьев, другой рукой вонзая кинжал в плотную красноватую землю, подтягиваясь бесшумными рывками. Оказавшись наверху, добыл автомат из герметичного пластикового пакета, пригнувшись, скользнул в рощицу.

Прошла примерно минута, показавшаяся вечностью. Мазур прекрасно отдавал себе отчет, что здесь не сыщется спецов, сумевших бы бесшумно взять вышедшего на разведку «морского дьявола», но логика логикой, а чувства чувствами… Как всегда в таких случаях бывает, напряжение ощущалось едва ли не физически, как ливень.

Наконец появившийся наверху Хмурый сделал жест, успокоивший всех. Мазур подал знак. Несколько секунд — и они вшестером стояли в рощице, держа стволы наизготовку, увешанные короткими мотками нейлоновых веревок. Стояла тишина, разве что подавали голос неизвестные птахи. Время известное, самая жара, здесь в эти часы все, кто только имеет такую возможность, укрываются в тени, даже не особо дисциплинированные аборигены часовые.

Показав вправо, Хмурый поднял один палец, потом безымянным постучал по трем пальцам левой — ага, в пределах видимости один-единственный часовой, не далее трехсот метров…

Бесшумно перебегая меж стволами, они двинулись в ту сторону и вскоре узрели часового. Некоторые остатки бдительности тот все же сохранял — не забился куда-нибудь в тенечек, а лениво прохаживался над берегом.

Увидев его впервые, Мазур (как и наверняка остальные) на миг испытал нешуточное удивление, и было от чего: показалось, что они вдруг оказались в далеком прошлом…

Часовой был облачен в полную форму вермахтовского африканского корпуса: песочного цвета легкий френчик с короткими рукавами, такого же цвета шорты, характерное кепи с длинным козырьком, на плече висит классический «МП-40», который как-то повелось именовать «шмайсером», хотя конструктор Шмайссер к этой модели не имеет никакого отношения. Вот только издали видно, что в форму облачен босой чернокожий элемент…

Ну, конечно же, никакой мистики и провалов во времени. Просто-напросто и в этих местах когда-то немцы хлестались с англосаксами, вот только главная драка полыхала гораздо севернее, и о здешней войнушке помаленьку забыли. Но она была. До сих пор порой находят вермахтовские склады-схроны, оборудованные с немецким тщанием: так что оружие, освободив от консервирующей смазки, можно преспокойно пускать в ход, и оно не подведет, как и боеприпасы. Вон, у кафра за ремень на немецкий манер заткнуты две гранаты — «колотушки» с длинными деревянными ручками — неплохие игрушки, вот только запальный шнур чересчур длинный, так, что их порой успевали в ту войну перехватить в полете и запулить обратно. На второй день их пребывания здесь Лаврик раздобыл у знакомых пару бутылок шнапса из такого склада и хлеб в герметичной упаковке: и то, и другое отлично сохранило вкусовые качества, особенно шнапс. При португезах партизаны порой наталкивались на такие склады — а теперь повезло и подданным Кирату…