Настоящий покойник - Александр Днепров Страница 3

Следующий мой звонок был Камбале — моему дружку, с которым мы вместе в органах работали, потом я перевелся в столицу, а он остался здесь. В дальнейшем наши судьбы также схожи — уволившись из органов, Камбала открыл свое детективное агентство.

Хмара Алексей Сергеевич получил прозвище Камбала совсем не из-за того, что он был плоским, наоборот — это был огромного роста, очень толстый светловолосый детина тридцати девяти лет, а прозвище у него появилось после службы на флоте.

— Привет, Камбала, — поздоровался я, услышав в трубке его голос.

— Здоров-здоров, — ничуть не удивившись, ответил он. — Наслышан о твоем приезде.

— Так-таки наслышан — я всего несколько часов в городе.

— Ну-у, у нас же тут деревня, хоть и большая, но все же деревня — ты еще из поезда с блондиночкой выходил, а мне уже стукнули.

— Хорошо работаешь, — похвалил я его. — Тогда ты, наверное, знаешь, зачем я тебе звоню?

— Зачем звонишь, не знаю, но, зная тебя, догадываюсь. — В трубке возникла пауза.

— Ну, раз догадываешься, тогда где и во сколько?

— Кафе «У дороги» помнишь? — спросил Камбала.

— Конечно.

— В семь вечера жду, — и он положил трубку.

Я заглянул к маме — она спала, вздрагивая во сне всем телом, — вернулся на кухню, где сидел Дед, уставившись ничего не видящим взглядом в стену.

— Дядь Толь, — положил руку ему на плечо, — мне сейчас нужно уйти, а вернусь я, наверное, поздно. Ты сможешь побыть с мамой?

— Конечно, Владик, о чем речь, — охотно согласился он.

* * *

— Шо надо?! — услышал я окрик дежурного, когда в четыре часа дня нарисовался в городском управлении милиции.

— Да так, ничего. Просто гуляю, — хмуро ухмыльнувшись, ответил я.

— Тогда гуляй отсюда.

Мужичок, торчавший за перегородкой, был явно пенсионного возраста и орал скорее всего не для порядка, а с перепугу, поскольку находился в помещении дежурного один. Его старания не прошли даром — из двери в глубине комнаты выглянул моложавый сержант с отвислыми щеками.

— Чего тут, Петрович? — не прерывая процесса жевания, пробубнил он.

— Та ходют тут разные, сами не знают чего, — пожаловался тот, кого звали Петровичем.

Сержант наконец-то прожевал, откашлялся, настраивая командный голос, грозно посмотрел на меня, открыл было рот, чтобы сообщить мне, кто я такой и куда мне следует идти. Но вдруг его взгляд изменился.

— Влад, ты, что ли? — не веря своим глазам, произнес он.

— А что, могут быть сомнения? — ответил я, пытаясь вспомнить, откуда я могу знать этого сержанта.

— Не помнишь, — догадался он. — Я Скороходов Сашка, вы, младшие инспектора, меня Скороходом звали.

И тут я вспомнил того худенького паренька, который еще школьником вступил в созданный тогда при отделе карманных краж комсомольский оперативный отряд. Руководили этим отрядом мы — младшие инспектора (так нас тогда называли) уголовного розыска.

Скороход в те времена полностью соответствовал своему прозвищу: мало кто мог состязаться с ним в скорости и выносливости — он выходил «на транспорт» ранним утром и заканчивал работу поздним вечером. Работка была не из легких — проездить целый день в переполненных троллейбусах, да еще и выявить среди массы народа карманного вора. А если тот потянет кошелек, задержать его и доставить на базу, прихватив с собой терпилу и пару свидетелей, что зачастую не менее сложно, чем задержать преступника.

Веселые были времена.

— Я смотрю, ты раздобрел, — отключившись от воспоминаний и окинув взглядом бывшего Скорохода, сказал я.

— Ну так, — он самодовольно похлопал себя по колыхнувшемуся животу. — У моей тещи хозяйство свое, так что на жизнь не жалуюсь.

— То-то я смотрю — жиры колышутся, как море в штормовую погоду.

— А ты не изменился, — прищурив свои припухшие глазки, в которых блеснул злой огонек, пробормотал он.

— Как видишь, — коротко ответил я. — Ты лучше скажи, у кого дело моего отца?

— У зама по оперработе, — не задумываясь, ответил он, словно уже ждал моего прихода.

— А кто сейчас зам?

— Ты его не знаешь, он из новеньких. Перевелся откуда-то из области, — пояснил Скороход.

— Из наших кто-нибудь остался? — без особой надежды поинтересовался я.

Я уже был наслышан о прошедшей в городе волне увольнений. Это было лет семь-восемь назад, в те времена я уже обосновался в Москве, тогда в свете решений нового правительства решили провести чистку. А как известно, в нашей стране в первую очередь чистят лучших. Шестерки и лизоблюды под чистки не попадают. Результаты чистки были таковы, что многие из моих знакомых, стоящие сыскари, которые вместе со мной начинали с младших, оказались за бортом.

— Дуча сейчас старший опер, — прервал мои грустные мысли Скороход.

— Что, на большее не тянет? — с иронией проговорил я.

— А я знаю? — пожал он плечами. — Я тут не начальник.

— Ясно. Какой у него кабинет?

— Двадцать первый. Это на…

— Я помню, — не дал я ему договорить. — Бывай. — Я кивнул на прощание головой и направился к выходу из дежурки.

— Может, как-нибудь посидим, вспомним былое? — крикнул мне вдогонку Скороход.

— Посидим, — буркнул я, ни на йоту не сомневаясь, что с этим типом я пить не буду.

Свое прозвище Дуча получил от фамилии Дучник. Я подошел к нужному мне кабинету и, постучав (мало ли чем он там может заниматься?), открыл дверь. Из-под рыжих аккуратно подстриженных волос в меня стрельнули, несмотря на возраст, все еще озорные, но уже с отпечатком мудрости глаза. Дуче хватило одного мгновения, чтобы узнать меня. Он выскочил из-за стола и кинулся обниматься.

— Здоров, дружбан… Ну, как ты, хрен моржовый? — тиская меня, приговаривал он.

— До встречи с тобой травм не было, — высвобождаясь из стальных объятий невысокого и худенького на вид Дучи, прохрипел я.

— Ладно прибедняться — тебя раздавишь, — всем своим видом излучая радость, сказал он. И быстро повернул торчавший в замке ключ. — Давай к столу, сейчас за встречу сообразим. У меня тут кое-что есть.

— Кто-кто, а ты, похоже, совсем не изменился, — улыбнулся я.

— Какое там меняться — у меня на это времени нет. — Он извлек из стола початую бутылку водки и сверток, вероятно, с закуской.

— Извини, Дуча, но сейчас не могу, — решительно отверг я его предложение. — Я и так сегодня уже напринимался. У нас еще будет время, вот тогда мы с тобой за все годы, что не виделись, на душу примем — это я тебе обещаю. Я хочу с вашим зампоопер встретиться, — объяснил я еще одну причину своего отказа.