Проект "Конкистадор" - Сергей Самаров Страница 3

– Собаку речной рыбой кормить рискованно, – шагая следом, в спину подполковнику сказал генерал. – У меня дочь своей кошке карасей давала. Кость в стенку желудка воткнулась, и все…

– Эта собака на генетическом уровне знает, как есть рыбу, – возразил Кирпичников. – Ньюфаундленд. Порода, которая когда-то рыбакам сети таскала и одной рыбой питалась. Много веков. Научилась за это время. И разницы не видит, морская рыба или речная. Вчера от жереха один скелет остался. Умеет кости выбрать и выплюнуть, хотя пасть такая, что вся рыбина целиком там уместится.

– Водолаз? – понимающе сказал генерал.

– Это не водолаз. Это ньюфаундленд. Водолаз – это неудачная попытка советских кинологов вывести новую породу. Порода не прижилась. Изначальный материал оказался во всем сильнее искомого. Добрая кровь ньюфаундленда оказалась непобедимой.

– Вот как, – легко признал свою кинологическую неграмотность генерал.

Дальше шли молча. Генерал ничего не говорил, а подполковнику было неудобно поворачивать голову, чтобы что-то сказать. Тропинка была узкая и скользкая, и требовалось смотреть под ноги, чтобы не упасть.

Дома Владимир Алексеевич показал на вешалку.

– Раздевайтесь. Здесь хорошо натоплено.

Генерал повесил на вешалку дубленку и шапку, а подполковник скользнул взглядом по его костюму. Пистолета в подмышечной кобуре не просматривалось, как и за поясом – ни со спины, ни спереди. Обычно, если пистолет носят под мышкой, сам пиджак предпочитают не застегивать, но постоянно придерживают полы, чтобы не распахнулись. Эта привычка сохраняется даже тогда, когда необходимости прятать оружие нет. Но генерал был, видимо, без ствола, и этим не походил на сотрудников спецслужбы, которые с оружием, как правило, чувствуют себя более уверенно и потому предпочитают не расставаться с ним даже в безопасной обстановке.

– Здесь мы можем беседовать спокойно. Подслушивать нас некому. В доме даже крыс не водится, – усмехнулся Кирпичников. – Могу угостить вас только чаем, товарищ генерал. У моего брата с печенью нелады, он спиртного дома не держит. Я к бутылке равнодушен, и потому припасов тоже не имею. Магазина в деревне нет. За хлебом ездим или ходим в райцентр.

– Я деловые разговоры предпочитаю вести на свежую голову, – ответил генерал.

– Я понимаю, что вы приехали сюда не природой любоваться… Тогда давайте, товарищ генерал, приступим.

Владимир Алексеевич чувствовал приятную вольность при общении с генералом – ведь он не носил уже погоны и мог не слушаться приказа и вообще был с Апраксиным, по сути дела, на равных. По крайней мере, до начала разговора, потому что такого рода встречи, в принципе, иногда могут заканчиваться и плачевно. Подполковнику спецназа ГРУ, участнику многих боевых операций, всегда можно предъявить нечто такое, за что с него можно потребовать определенных услуг. Но это уже специализация, скорее, ФСБ, как раньше на провокациях и шантаже специализировалось КГБ. Генерал-лейтенант Апраксин, кажется, представлял какую-то другую структуру, которая, впрочем, могла оказаться не менее беззастенчивой.

– Приступим, Владимир Алексеевич… Если у меня правильные данные, на вашем счету четыре командировки в Анголу, две – в Никарагуа и одна – в Сальвадор. Я не ошибаюсь?

– Никак нет, товарищ генерал. Вы не ошибаетесь, если уж вас допустили до этих данных.

Апраксин усмехнулся.

– Я даже не спрашиваю, с чего вы взяли, что меня ознакомили с вашим послужным списком. Меня интересует только связанное с вашими командировками знание испанского языка.

– В Анголе, кроме множества местных языков, говорят вообще-то на португальском. Его я знаю хорошо. Испанский – чуть хуже, но не испытываю проблем при общении с испанцами или, скажем, с мексиканцами.

– Я знаю, что в Анголе говорят на португальском. Но португальский и испанский близки…

– Как русский и украинский или как русский и белорусский. Много общих слов, но они часто имеют другое значение. Понять можно, но не всегда. Вообще-то это другой язык, честно говоря. Зная португальский, но еще не изучая испанский, я пытался общаться с испанцами. Трудно было. Пришлось учить.

Владимир Алексеевич не спрашивал, чем вызван такой вопрос Апраксина. И без того было ясно, что генерал объяснит сам, когда наступит необходимый момент. Но объяснять он начал издалека и выбрал при этом не самый удобный путь обходной дипломатии. По крайней мере, подполковник Кирпичников не хотел пускать разговор по такому неприятному для него, хотя и осторожному пути.

– А вы, Владимир Алексеевич, не рано в отставку ушли? Пятьдесят один год для разведчика – это золотой век, – сказал Апраксин. – Опыт накопился солидный. И есть много специфических областей, где его можно с успехом применить. На мой взгляд, вы поторопились.

Кирпичников нахмурился.

– Товарищ генерал, давайте не будем соблюдать взаимную вежливость. Я предпочитаю говорить напрямую, без недомолвок и намеков. Вам прекрасно известно, что не я ушел в отставку, а меня «ушли», как и всю нашу расформированную бригаду. Когда в результате реформ непродуманные эксперименты, извините меня за прямолинейность, дают только вонючие экскременты, как и большинство потуг господина Табуреткина, хорошего ждать не приходится. Хорошего для страны и ее армии, я имею ввиду.

Генерал свою ошибку понял и сумел вовремя ее исправить. Он выдержал недолгую паузу, которая потребовалась ему, чтобы четче сформулировать свою мысль, и сказал откровенно и по-военному отчетливо, отделяя слова друг от друга:

– Как офицер офицера, а понимаю вас и полностью разделяю ваши взгляды на ситуацию. Как, думаю, и большинство офицеров России. Тем не менее, присягу мы давали не министру обороны, не президенту или премьер-министру. Мы своей стране ее давали. И на нее мы обижаться не вправе. И именно потому мы еще служим. Не правителям, а стране.

– Простите, товарищ генерал, я сразу не спросил, хотя для продолжения разговора это, я считаю, необходимо: где вы служите?

– Где я служу? На этот вопрос не так легко ответить, поскольку в курс дела вводить можно только человека, давшего согласие на сотрудничество. Но без этого человеку невозможно объяснить, что представляет собой служба, которую ему предлагают. Есть такое новое подразделение. Условное наименование – Департамент «Х». Я являюсь его руководителем и подбираю людей. К сожалению, пока лично – наш департамент еще не располагает большими людскими ресурсами, и потому оперативный состав формирую я сам. Помощникам могу доверить только формирование остальных отделов. В некоторых организационно-административных вопросах я слегка «плаваю».

– Пока ясно только то, что не ясно ничего. Но из всего сказанного я могу сделать вывод, что вы приглашаете меня к себе для прохождения дальнейшей службы? – напрямую спросил Владимир Алексеевич.

– Именно так, – кивнул Апраксин. – Я уже минут десять говорю об этом.

– Я уже десять минут, товарищ генерал, именно так вас и понимаю. При этом понимаю и другое. Если существует условное наименование, не несущее, честно говоря, никакой информации несведущему человеку, существует и действительное наименование, раскрыть которое вы права не имеете. Помимо этого существует еще и весьма специфическая сфера деятельности, которой призван заниматься Департамент «Х». И без этого аспекта нам никак не обойтись. Не то у меня сейчас состояние духа, чтобы с головой бросаться в омут. Извините, товарищ генерал, но вы сами должны понимать, что вынужденная отставка не могла вызвать у меня вдохновения. А попасть из плохого положения в худшее мне не хочется. И потому «кот в мешке» меня не устраивает.