Засланный казачок - Сергей Соболев Страница 26

— Точного дня рождения Аркадия Львовича никто не знает.

— Вот только он один каким-то чудом тогда спасся. Среди маминой родни после проклятой войны тоже мало кто остался… Во-вторых, ее занимало то, что сталось с еврейским имуществом после войны… в чьи руки оно попало… и какова здесь современная ситуация, причем в равной степени Поплавскую интересовали как позиция нынешних литовских властей, так и отношение к данной непростой проблематике еврейских общественных организаций. Юля даже опубликовала несколько статей на эту тему в российских и израильских СМИ… Надо сказать, что за такими вещами здесь следят, потому что тема эта кровоточит и по сию пору…

«Еще бы ей не кровоточить, — подумала Семенова. — Где те двести с лишним тысяч евреев, что проживали на этой земле до июня сорок первого года? Одни литовцы в компании с немцами их расстреливали, другие же прятали у себя, рискуя жизнью, и спаслась горстка, несколько тысяч, один живой на полсотни погибших. А имущество всех этих несчастных где-то растворилось… и если что-то и возвращено общине, то это сущие крохи, в сравнении с тем, что было до войны…»

— А ты знаешь, Семенова, что у Юли возникла проблема с переоформлением литовской визы? — спросила Ильина. — В начале сентября… да, первого числа… у нее закончилось действие годовой многократной визы. Она подала документы на пролонгацию визы, но ей, как это раньше было — автоматом, — продлевать ее не стали…

— Да, я знаю это, — кивнула Семенова. — Сотрудник литовского посольства в Москве, к которому уже в этот понедельник обратились с запросом касательно задержки с оформлением визы, сказал, что произошел технический сбой и что в скором времени необходимые документы будут оформлены.

— Может, это реакция на ее статьи? — предположила Ильина. — Кстати, наши тоже не все согласны с ее точкой зрения. Некоторые считают, что Поплавская слишком остро ставит вопросы. Но с другой стороны, Юля говорит о простых, очевидных, по-человечески понятных вещах. О том, например, что тем нескольким сотням стариков, которые проживали ранее в Литве и уцелели в той жуткой мясорубке и которые сейчас доживают свой век преимущественно в Израиле, местными властями должно быть предоставлено… точнее, возвращено… литовское гражданство… Но у местных, которые сейчас, надо признать — не все, конечно, но очень многие, — с горечью, а кто-то и с отвращением вглядываются в те драматические события, есть серьезные опасения, что вслед за предоставлением гражданства этим бывшим жителям Литвы последуют судебные иски о возвращении общинного имущества и имущества отдельных граждан…

«Вот было бы шуму, если бы Поплавская осуществила свою задумку, — мрачновато усмехнувшись про себя, подумала Семенова. — В аккурат в воскресенье в Панеряе и Вильнюсе проходили мероприятия, приуроченные к Дню памяти жертв геноцида еврейского народа. На траурном митинге присутствовали и высшие руководители Литвы, и глава израильского кнессета, и множество других важных особ, включая делегации из США, Израиля и России. Там и без того, судя по отзывам очевидцев, было сказано немало и покаянных, и горьких, а то и обвинительных слов, а тут бы еще Поплавская попыталась бы на виду столь важной публики приковаться к одному из надгробий… Надо же, местные власти как будто почуяли что-то неладное и в последний момент под каким-то предлогом перекрыли ей прямой доступ в свою страну…»

Поняв, что ничего нового, сверх того, что ее фирме и так было известно, из Ильиной не вытащить, Семенова прекратила свой допрос, и теперь они уже приближались к выложенной деревянными щитами тропке через дюны, за которыми в хвойном лесу располагались строения пансионата.

— Если честно, Семенова, — задумчиво произнесла Маша, — в тот день на мой «бокс» пришло более десятка сообщений, в основном связанных вот с этим самым семинаром, на который я приехала в Палангу, и на Юлькино «мыло» я как-то не сразу среагировала. Подумала про себя, что Поплавская прикалывается. Я ведь знала, что она не смогла оформить визу в Литву. Она мне еще дней десять… или даже больше тому назад «мыльнула», что у нее проблемы с визой и что она, скорее всего, отправится в Кёниг…

«Да уж, прикололась, — невесело подумала Семенова. — Так прикололась, что из-за ее внезапного исчезновения уже почти неделю все на ушах стоят…»

Девушки уже вступили на выложенную щитами тропку и почти перевалили через невысокую гряду песчаных дюн — «соколы» же по-прежнему держались позади, но теперь уже всего в нескольких шагах от этой пары, — когда вдруг случилось то, чего никто не мог предвидеть заранее.

Из лесочка прямо навстречу им, как кабан из чащи, выдрался какой-то мужик — простоволосый, но в длинном, до пят, плаще. Этот невесть откуда взявшийся тип буром пер прямо на девушек, а его права рука что-то такое пыталась нашарить на поясе…

— А ну прихвати его, Римас! — гаркнул Нестеров.

Но Слон стартовал, кажется, еще прежде, чем Стас успел подать команду. Он в два или три скачка нагнал чуть опешивших — так ему показалось — девушек, обогнул застывшую на месте Ильину и уже готов был сшибиться с этим борзым и явно подозрительным мужиком, как последний вдруг, завидев перед собой уже не Семенову и ее знакомую, а неизвестного мордоворота, крутанулся юлой и ломанул обратно в хвойный лесок…

«Бодигарды хреновы! — промелькнуло у Слона в голове. — Тут явное нападение на клиентку, а у нас при себе и завалящего ствола нет!..»

Одновременно с этой мыслью что-то просвистело рядышком… ших-х-х!… и мужик, который уже вот-вот готов был скрыться в лесу — гоняйся потом за ним среди частых сосен и разлапистых елей, — неловко взмахнув руками, как подкошенный рухнул на землю…

Стас подошел к распростертому на земле мужику, возле которого со смешанным выражением легкого недоумения и брезгливости на лице стоял Слон.

— Вуайерист… мать его! — процедил Мажонас. — Или как там этих уродов кличут? Эксти… эксди… эксби… короче, извращенец херов!!

Он перевернул ногой мужика, чтобы тот не отсвечивал на весь белый свет своим жалким и непотребным хозяйством (плащ у того был надет, как выяснилось, на голое тело). Субчик этот явно принадлежит к тому экзотическому, в сущности не опасному, но очень противному племени больных на голову личностей, кто пытается подкараулить дамочек, гуляющих в дюнах или по дорожкам вдоль берега. С тем, чтобы растелешиться у них на виду, словив в этой связи какой-то известный лишь им одним кайф.

Бьют их, конечно, за такие вещи крепко — случается, что и на мужиков напарываются, как вот сейчас, — но отбить охоту до таких забав все равно не получается.

Осень, казалось бы не сезон, а вот поди ж ты… напоролись на какого-то гада-извращенца.

Мажонас пнул мужика по голой ноге, тот чуток завозился, но тут же притих, прикинувшись дохлым (видно, боялся, что его сейчас будут больно бить).

— Командир, можно я этого голозадого… чуток притырю?

— Не трогай его, Слон, а то придется отвечать, как за нормального человека.

Заметив, что к ним приближается Семенова, Стас исподтишка продемонстрировал напарнику кулак, чтобы тот немедленно прекратил матерно выражаться. В какой-то момент Нестерову показалось, что командированная — как, кстати, и сам он — едва сдерживает сейчас усмешку. Но Семенова, подняв что-то с земли и даже не поглядев на извращенца, направилась в сторону дорожки, где ее дожидалась Маша Ильина.