Под чужим именем - Дмитрий Дубинин Страница 23

Я отошел на три шага, вынул пистолет и прицелился в широкую спину Курмета. Итак, ну!.. Ну, черт возьми!

Проклятый палец отказывался нажимать на спуск. Пистолет подпрыгивал у меня в руке. Как плохо! Не могу выстрелить, хоть ты тресни! Убить, оказывается, так трудно…

Тут Курмет выпрямился и посмотрел на меня. На его лице появилось странное выражение — смесь легкого удивления и дикой злобы.

— Ах ты говнюк! — Он в считанные доли секунды выхватил из-за спины автомат и направил его на меня. Я услышал сухой металлический щелчок. Еще один. Удивление на лице Курмета переросло в потрясение — он еще не понял, что пока я ждал, когда он вернется к машине из гостиницы, мне пришло в голову разрядить его автомат.

Курмет заревел как динозавр, перехватил «Узи» за ствол и бросился на меня. Но я по-прежнему не мог выстрелить и вместо этого просто дал стрекача. Он же, недолго думая, метнул вслед мне нож и едва не попал. Я отскочил в сторону, а Курмет, как птица, взлетел в кузов и сорвал с одного из трупов автомат.

И тут я как будто со стороны начал воспринимать окружающее. Вот я вижу стоящего в кузове бандита с «калашниковым» — на лице его уже явно читается торжество. А вот внизу инженер Андрей Маскаев, оборванный, грязный, занесенный в мертвый город злым случаем и собственной жадностью. В руке он держит пистолет, столь же для него уместный, сколь микроскоп для неандертальца, и на лице его написан смертельный ужас.

Время словно замедлилось. Секунды стали растягиваться в минуты; медленно, страшно медленно левая рука Андрея обхватила запястье правой, и переставший дрожать пистолет поднялся и уставился на стоящего в кузове Курмета.

А тот тем временем уже снял автомат с предохранителя, передернул затвор и навел ствол на стоящего внизу инженера Маскаева, уверенный в том, что выстрелить тот так и не сможет.

Но выстрел снизу прозвучал. Прозвучал на миг раньше, чем хлестнувшая сверху очередь. Пистолетная пуля ударила «торпеду» в лицо. Брызнули зубы, от крови моментально покраснели челюсти. Бандит пошатнулся и, стреляя куда попало, рухнул на дно кузова.

Одна из пуль, выпущенных Курметом, шваркнула Андрея по ребру. Он тоже покачнулся, метнулся в сторону и еще два раза выстрелил в падающего Курмета.

И тогда время снова стало нормальным. Я вернулся в себя, с легким удивлением отмечая, что еще жив. Но у меня страшно жгло левый бок, рубашка и куртка быстро набухали кровью.

Я стоял, прижавшись к кабине грузовика, и ждал. Курмет не появлялся. Я был уверен, что попал в него минимум дважды, но — кто знает? Я вскарабкался на подножку кабины и с опаской заглянул в кузов.

Курмет лежал там, повалившись на трупы погибших солдат. Лицо его превратилось в кровавую маску смерти, и на нее уже садились мухи.

Ладно. Я сделал это. И, садясь в машину, вдруг понял, что с этими выстрелами, с этими пулями, которые я выпустил сегодня, я выпустил и какую-то часть самого себя. За одну секунду я стал другим и, похоже, надолго. А, вероятнее всего, навсегда.

* * *

Толя был пьян. Он лежал на койке, разинув рот и храпя, под койкой валялись пустые бутылки. Чтобы летчик не захлебнулся, чего доброго, собственной блевотиной, я перевернул его на живот. Толя, кажется, и не почувствовал этого.

Я прошел в ванную, открыл аптечку и достал оттуда бинт и зеленку. Повернул кран — так и есть, воды не было. Ну, это не беда.

Я вернулся в комнату и вытащил из-под стола ящики с водкой — бутылок было еще больше десятка. Утащив ящик в ванную, я разделся, забрался в чугунную лохань и, открывая бутылки, принялся поливать себя водкой, тщательно смывая многодневную грязь и вопя при этом от жгучей боли в ране. Если я вернусь домой, то при случае вспомню и этот эпизод: не каждому доводилось принимать водочный душ.

Я, как умел, обработал рану, переоделся в чистое белье и новый джинсовый костюм, украденный мною из соответствующего магазина; на свежие носки натянул новые кроссовки «Рибок» — чего уж мелочиться — и посмотрел на себя в зеркало. Сойдет. Рожа, правда, та еще, но на бича я сейчас уже не походил.

Спустившись вниз, я сел в машину и посмотрел на часы — почти четыре. Надо спешить. Иначе может быть поздно — я не забывал о том, что послезавтра город откроют, и уцелевшие жители начнут возвращаться обратно. А с ними придут омоновцы, добровольные дружинники и похоронщики — у них будет много работы. Следовательно, из города надо смываться завтра утром или днем. В крайнем случае — вечером. И я уже знал, как это произойдет.