Зачистка - Николай Иванов Страница 22

— Мне здесь не нравится, — поднялся Олег.

Щелкнул по изогнутым носам старушек над головой. Те возмущенно закрутились на метлах, зато официантка моментально изменилась в лице, умоляя остаться. Для нее страшнее всех постоянных обитательниц заведения и случайных гостей мог оказаться хозяин, который через тайный глаз камеры слежения, прикрытый подолом одной из старушек, наверняка следил по монитору за обстановкой в зале. А уж он не простит уплывших денег из-за того, что нанятая за полцены девицы из такого же ближнего зарубежья, как и он сам, задумала показывать свой норов и каприз клиентам…

— Извините, — мгновенно забыв и о собственном мнении, и о старухах, залепетала девушка. — Я всего два дня здесь… Непривычно. Не уходите. Я на испытательном сроке…

— Мы остаемся, — пожалела ее Лена, одергивая Олега. — Это он думает, что я красивая. А я еще красивее, чем ему кажется.

Уличенная в своих тайных мыслях, официантка совсем смутилась, зачирикала ручкой в блокнотике. У стойки бара появился хозяин — толстенький и подвижный, как ртуть, грузин, готовый улаживать инцидент. А если потребуется, если клиент только поведет бровью — на глазах у публики и расстаться с оплошавшей девицей. Несчастный блокнотик в руках официантки задрожал осиновым листком, и Олег вслед за Леной простил девичьи дерзость и глупость:

— Мы сейчас изучим меню и пригласим вас. А пока принесите вазочку, мы хотим поставить цветы.

Сколько ошибок и глупостей совершается из-за дурацкого благородства. А ведь учила армия: не менять решения, если уже ввязался в бой. А тем более ни при каких обстоятельствах не жалеть противника…

5.

Но разве бедная девочка была его противником!

— Мне показалось, ты хотел что-то сказать, — попыталась отодвинуть свои признания Лена, глядя на Олега поверх бокала с любимым французским «Ла Шасоном». Он как-то попытался найти это вино в магазинах, но оказалось, его привозили в Россию только в пакетах и лишь для ресторанной сети. Потому — только в разлив, потому — не для каждого дня. Но ничего, у них с Леной тоже еще вчера не было возможности видеться каждый день…

Лена ждала, но он, вновь являя никому не нужное рыцарство, уступил пальму первенства ей. Безраздельно верил, что его тост станет завершающим и подведет окончательную, бесповоротную и эффектную черту под их двухлетними мытарствами, сомнениями и ожиданием. И символ этого лежит в нагрудном кармашке, а не в куртке, где искала подарок Лена. А уж ее колокольчик как никогда окажется кстати…

— Для меня важнее ты. Рассказывай.

Лена, все еще сомневаясь в необходимости объяснений, отпила глоток вина. Со всех углов на нее смотрели хитрые и дальновидные, а потому вечные, солидарно умоляющие потерпеть и не раскрывать свои карты, Бабы Ежки. Но Лена, видимо, уже решилась, и выдержала паузу только потому, что официантка принесла салаты.

— Наверное, не в этот день это нужно было говорить, но раз ты здесь… — одним глотком выпила остаток вина — и как в прорубь бросилась: — Я влюбилась.

— Я это знаю, — улыбнулся Олег.

— Погоди, ты не понял. Не в тебя. У меня появился мужчина. Другой.

Олег коротко хохотнул. Не оттого, что не мог представить чего-то подобного, а нервно, от неожиданности.

— Ты не допускал мысли, что я кому-то могу еще понравиться? — грустно усмехнулась Лена. Вонзила в «греческий» салат вилку, разворошила для нее же сотворенную поваром красоту и гармонию.

— Нет-нет, это я… просто…

— И мне просто хочется по утрам просыпаться на мужском плече. Я люблю стирать мужские рубашки. Я готова бесконечное количество раз подогревать ужин, зная, что мой мужчина все равно придет ко мне. Только ко мне.

— Но ведь я…

— А что ты, Олег? Ты — вихрь, ураган, но на один день, на час, на минуту. Налетел — и нету.

— А тебе нужен мужчина на якоре, на цепи, на привязи? — с зарождающейся обидой поинтересовался Олег. А если честно — захотелось вдруг сделать больно и Лене, чтобы узнала, почувствовала, как обрывается сердце.

— Каждой женщине нужен мужчина на цепи, на якоре, на ошейнике — называй это как хочешь. Но чтобы был только ее, — вдруг совершенно неожиданно согласилась Лена с презренной ролью.

Олег тем не менее внутренне согласился, что он сам готов оказаться привязанным самыми сильными канатами к ней. И при этом самолично готов затянуть на них самые изощренные морские узлы. Требовалось, наверное, что-то говорить еще, и спросил о том, что, по большому счету, совершенно не интересовало:

— Кто… он?

Лена замялась, но скрывать не стала:

— Тренер. Работает с детьми.

— И как… долго ты его знаешь?

— Несколько месяцев. И он… он сделал мне предложение.

— Ты его любишь?

— Да.

Ответ — как вызов. Пианистка поддержала решительность Лены бравым вступлением к новой мелодии, в соседней кабинке с грохотом вскрыли шампанское. Все же зря они пришли в логово к нечисти, надо было уходить сразу.

— Мы рады приветствовать вас в нашем кафе и желаем всем приятно провести вечер, — продолжала издевательство пианистка. Значит, основная ведьма здесь — она. А рядилась в крохотульку-принцессу…

— Но ты ведь была такой радостной при встрече, — ничего не понимал Олег.

— Потому что… потому что я очень благодарна тебе за все, что было между нами. И как было. Ты прекрасный любовник, я таяла в твоих объятиях, но… но этого мало в жизни.

— Это все неправильно. Я против.

— А меня ты спросил? Ты меня когда-нибудь о чем-нибудь спрашивал? Что, кроме постели, ты мне предлагал? А я… я не могу, извини за грубость, как ты, кувыркаться сразу на двух простынях, — ударила наотмашь, больно, чтобы не проснулась жалость и не было возврата. И для гарантии, контрольным выстрелом, совсем невероятное из ее уст: — Ты думаешь, если удовлетворил женщину в постели, если крутил ее в разных позах, то уже осчастливил ее, и ей всего стало достаточно в этой жизни?..

Бред! Наваждение. Даже если все слова — правда, Лена не могла произнести подобного в силу своей интеллигентности. Она заболела. Ее подменили инопланетяне. Она стала наркоманкой и не ведает, что творит. Не за себя — за нее боязно. Сейчас они оба успокоятся, переведут дыхание и вернут все паровозы на свои рельсы.

— Устала я с тобой. И потому — полюбила.

А вот теперь — страшно. Тихому голосу веришь, потому что люди, говорящие шепотом и не срывающиеся на крик, держат себя в руках и действуют осознанно.

— Получите то, что желали, — принесла пышущие жаром блины со сметаной и икрой дурочка — бледная спирохета.

— Но неужели… неужели из наших отношений ты запомнила только постель? Только то, как мы…

Олег склонился над тарелкой. Сметана таяла на горячем блинном конвертике, и он стал наблюдать, протечет она с края или нет. Это неожиданно показалось важным, потому что все иное, что слышал, не могло происходить в реальности, это не имело к нему никакого отношения, а тем более никак не соотносилось с Леной. Да еще сейчас, когда он, ради получения квартиры согласившись поехать в Чечню, обеспечил семью нормальным жильем и получил моральное право поговорить с женой о разводе. И та безропотно и безвольно, как все делала в этой жизни, кивнула, прощая и отпуская к сопернице, которая, как выяснилось, уже любит другого… Кино и немцы! Ни жилья, ни прописки, ни семьи, ни любимой женщины. Впереди — только война. В секунду, пока галантно уступал право первого слова. Вдогонку рассказать о себе? Вызвать жалость? Обречь Лену на чувство вины? Переложить на ее плечи свои проблемы? Любое его слово может быть расценено именно с таких позиций, если у нее не нашлось о прошлом иных воспоминаний, кроме как про кувыркания и позы…