Без Любви - Борис Седов Страница 20

Я покосился на пистолет, усмехнулся и начал рассказывать.

Рассказывалось мне легко, потому что всю историю я подготовил еще в поезде. Несколько раз я прогонял ее в голове, корректируя так, чтобы у моих будущих судей не возникало лишних вопросов, тщательно обдумал, чего им говорить не следует, подготовил аргументацию и убрал нестыковки.

И рассказал я им про то, как меня подставили жадная до чужого жена со своим хахалем. И про то, как соскочил с зоны, чтобы отомстить им, и про то, как мне переделали морду и как меня поймали на тюремную медсестру, которую я пялил, пока лежал с распоротым брюхом, рассказал про Наташу, паскуду ласковую, про ее фальшивого папашу из ФСБ, почти про все рассказал. И про то, как меня на рюкзак с общаком вывели, и про то, как папаша выставил мне условие обмена - рюкзак на Студня. В общем, раскололся по полной.

Но вот фамилии Арцыбашева им знать ни к чему.

Не их это дело.

Рассказывал я около часа.

За это время принял я еще пару глотков чифира, да пил несколько раз простую холодную воду. Я не лектор, и от таких длинных речей с непривычки пересыхало в горле. Может, с непривычки, а может, от некоторого мандража. Все-таки хоть и нехилый я парень во всех смыслах, а ведь в эти шестьдесят минут я выговаривал у них свою жизнь. И еще неизвестно, чем это закончится. То ли пойду я Студня ловить по их наколке, то ли вынесут меня отсюда в двух мешках из-под цемента.

Ну, закончил я толкать им свой роман, и настала пауза.

И тут один из пацанов, тот, что ножичком играл все время, пока я рассказывал, и говорит:

- А чем, - говорит, - докажешь, что ты - Знахарь, а не дурилка фанерная?

Я к Железному повернулся и вежливо так говорю:

- Я сейчас встану, ты не беспокойся.

И с трудом выдираю свою жопу из кресла. А тот, что пистолет протирал - раз, и направил его на меня.

Я ему:

- Что ж ты волыной-то играешь? Я тут один, а вас - шестеро, куда я денусь?

А он отвечает:

- Если ты и вправду Знахарь, то тут про тебя рассказы ходили интересные, как ты голыми руками-ногами народ разгребал. Так что я с пистолетиком посижу. Он мне не мешает.

- Ладно, - говорю, - смотрите.

Задрал я свитерок свой драненький, приспустил порты и по брюху рукой с силой - туда-сюда, туда-сюда, аж кожа загорелась. Покраснело мое брюхо, и на нем, как в проявителе, шрам мой знаменитый и вылез.

И вижу - Железный с пистолетчиком друг на друга - зырк-зырк, а пистолетчик Железному так уверенно кивает. Мол, Знахарь это. Будь уверен.

Ну ладно. Уселся я на место и жду. Что же дальше?

А дальше Железный чифирчику еще глотнул и спрашивает:

- А как докажешь, что не врешь ты про историю с общаком? Может, у тебя какой другой интерес имеется?

Ну, на это у меня ход заготовлен был.

- А вот тут, Железный, просьба у меня к тебе очень серьезная. Отправь ты немедля в Питер маляву. Пусть братки питерские тебе быстро ответят, и сам все узнаешь. А пока письмишко будет над Родиной нашей порхать, побуду я у тебя гостем невольным на твоих харчах да на гостеприимстве хозяйском. А как ответ придет, так все само и решится. У меня другого выхода нет.

Настала тишина.

Железный думал.

А когда пахан думает, то лезть с базарами - не дело.

Думал он минут пять. А эти все с игрушками своими балуются. Один - с финкой бритвенной заточки, другой - с пистолетом вороным.

Для меня эти пять минут - как пять часов тянулись.

Наконец поднял Железный голову от дум тяжелых, посмотрел на меня и медленно говорит:

- Да, Знахарь, это ты правильно сказал. У тебя отсюда выхода нет.

Братва подобралась, и опять пистолет в мою сторону повернулся.

- Ты ведь знаешь, что любой уважающий себя вор должен тебе брюхо вспороть. И не так, как ты сам сделал это в Крестах, а по-настоящему. Так, чтобы дерьмо твое по полу разлилось. Знаешь?

И голос у него недобрый. Ой, недобрый…

А я сижу и молчу.

Что же, думаю, так и окончатся мои приключения в каптерке этой неприбранной?

- А я вор уважаемый. И сам себя уважаю. И зону свою уважаемой сделал. Вот я и думаю, а нужно мне это - братанов беспокоить, человечка с малявой отправлять, шелабушки на это все тратить? Пришить тебя тут, да и все! А мне за это только руку пожмут. А голову твою на кол надеть, чтобы видели, что бывает с теми, кто грабки к святому тянет, к общаку!

Его голос окреп, он подался в мою сторону, и я решил, что если конец мне, то его-то я с собой точно прихвачу. Мне бы только один удар из сидячей позиции успеть провести.

А он продолжал:

- А ты - кто? Да ты - никто. Ты пришел на зону к честным ворам, рассказал нам историю про Шехерезаду, сказку какую-то, и думаешь, что сейчас все бросятся народ беспокоить и малявы во все стороны слать?

Ну, думаю, кранты. Приехали.

Трое уже встали и отошли на пару шагов. Это чтобы пространство иметь для резких действий.

Ой, Знахарь, что-то сейчас будет…

- И что за рыбу ты на самом деле ловишь в этой истории - никому не известно. Я даже не спрашиваю тебя об этом, потому что вижу, что ты не все рассказал. И не рассказывай, не нужно. Все равно соврешь.

Ах, думаю, собака проницательная! Да, хороший пахан, крепкий. Такого пустыми да складными байками не проведешь. Ай да пахан! Что же сейчас будет?

А он нагнетает:

- И за кого ты нас держишь, не понимаю. И на чем ты меня развести хочешь - тоже не понимаю. Да только мне это понимать и ни к чему. Зачем я буду осложнять жизнь себе и другим братанам? А? Скажи мне, Знахарь! Ты ведь Знахарь, а значит - должен все знать. Так? Ну так что, Знахарь, знаешь, что с тобой сейчас будет?

Все. Это - труба.

А хитрый Железный на спинку стула откинулся, и теперь мне его не достать.

Огляделся я и вижу, что ходу мне нет никуда.

Вся братва на ногах, четыре ножа сверкают, и пистолет черный мне в брюхо направлен. А я сижу в глубоком и тесном проваленном кресле, из которого просто так хрен выскочишь. Пока я буду жопу из него выдергивать, на мне успеют ножичком неприличное слово вырезать. Ну, попал, ну, бля, попал!

Да, похоже, закончились мои приключения.

И те паскуды, которые поломали мне жизнь и из-за которых я носился по зонам да по дорогам, из-за которых людей убивал и меня убивали, будут жить и творить свое паскудство дальше? А я буду гнить в известковой яме? Те, для кого моя жизнь - фишка, будут продолжать играть? Это что, значит, они правильные, а я - чмо несознательное, с которым можно обходиться как хочешь? А Арцыбашев поймает в смертельный капкан другого лоха, подложив под него тварь поганую Наталью? А братва так и будет думать, что я сознательно общак двинул, и вспоминать меня, как распоследнего пидора?