Чувства замедленного действия - Виктор Снежко Страница 2

– Не обращайте внимания на балабона, Док. Он и попа заставит в церкви ругаться матом. Пойдем, покурим.

Следом за ними, доставая на ходу сигареты, в нерабочий тамбур потянулись остальные.

С курением было строго. Командир категорически запретил смолить в вагоне. Два последних купе были плотно забиты мешками с картошкой, мукой, ящиками с консервами, коробками с лапшой и овощами. В Управлении на каждого получили по три боекомплекта – патроны, гранаты, осветительные и сигнальные ракетницы. Достаточно неосторожно брошенного окурка, чтобы вагон вместе с пассажирами поднялся на воздух и… без пересадки – на небеса.

Покурив, Сергей прошел в первое по счету «командирское» купе, где расположились командир отряда подполковник Некрытов и его заместитель по работе с личным составом майор Новиков, по-старому – комиссар.

На столике был нарезан ржаной хлеб, несмотря на раннюю весну, алела горка свежих помидоров, сочились едкими слезами луковые колечки и дожидалась своей очереди зажаренная до золотистого цвета домашняя курица.

– Присаживайся, Сергей, – пригласил командир отряда подполковник Некрытов. – Перекуси с нами.

Наклонившись, он выудил из-под сиденья бутылку водки.

Сергей по праву старого знакомого присел рядом с комиссаром, с которым он служил в одном отделе.

Некрытов свинтил бутылочную пробку, разлил водку по пластмассовым стаканчикам.

– Ну, будем здравы, бояре. За удачу.

Закусив хлебом с помидорами, Сергей от второй отказался.

– По моим подсчетам, завтра к вечеру должны быть на месте. Не в заслугу, Николай Николаевич, но эта командировка у меня вторая, кое-что кумекаю. О том, что мы должны стоять на Станции, вы знаете. В Управлении встречался я с ребятами из нашего ОМОНа, они там несли службу. Если ничего не изменилось, то нам придется взять на вооружение их вариант несения службы. Вместо трех отделений необходимо сформировать два взвода, пусть усеченного состава, чтобы не дробить силы, да и маневр лучше. Дежурство нести по суткам. На каждый пост выставить по две смены и меняться через шесть часов. На должность командира взвода я не претендую, там легче быть рядовым автоматчиком, вы сами увидите… И еще. Связь между постами должна осуществляться по рации. Поэтому необходимо взять себе позывной, кличку, «погоняло». Понимайте, как хотите, но в эфир выходить по фамилиям негоже. Нашу волну могут запросто оседлать «духи», а раскрываться перед ними нам ни к чему. Решайте, а я пошел. Ребята к ужину ждут.

В армии существует множество неписаных правил, применимых ко всем жизненным ситуациям. Наипервейшая командирская заповедь гласит: боец должен быть сытым. Это азбука.

В Новосибирске, сбросившись, купили на общий котел китайской лапши, копченой колбасы, сигарет, хлеб, чай и кофе. «Сухой» закон никто не вводил, поэтому запаслись баночной водкой. Без спиртного в таких командировках не обойтись. Как говорится, не пьянки ради – здоровья для.

Провиант, аккуратно сложенный на третью багажную полку, был доступен для каждого, желающего подкрепиться, но водку без разрешения Сергея никто брать не имел права – она выдавалась по норме. К слову, несмотря на доступность, поползновений со стороны бойцов не было.

В купе Ратникова ждал ужин. Дымились ароматным паром пластиковые чашки с лапшой, остро пахло приправой.

Худой, как перезимовавший лещ, Петька Белохвост ловко орудовал ножом, вспарывая банки с тушенкой. Увидев Сергея, он радостно осклабился. Из-под жесткой щеточки усов холодно сверкнула металлическая вставная челюсть.

– Доставай с полки фронтовые, Иваныч.

Из картонной коробки Сергей вытащил шесть жестянок с водкой, из расчета: пара банок на три человека, и развел руками:

– На тебя, Петро, не выделяю. Ты же не употребляешь эту гадость.

От такого поворота Белохвост едва не выронил нож и запричитал:

– Наглеж, Иваныч, чистый грабеж! Что с того, что я не пью? Мои тугрики в общем котле, имею право. Я, может, свою долю на что-нибудь обменяю.

Патологическая страсть Белохвоста ко всякого рода обменам была известна. Все ненужное он незамедлительно сбывал на сторону по принципу: у доброго хозяина и бычий хрен – веревка.

Тут же в поддержку Белохвоста не замедлил подать голос Славка Ремнев, прозванный Портосом, – огромного роста и под центнер весом, он горой возвышался над столиком в углу купе.

– Иваныч, Белохвост дело говорит. Несправедливо это, факт.

– Шутка, Петя, бамбарбия. – Сергей поднял вверх руки, подражая киногерою из «Кавказской пленницы». – Своей пайкой можешь распоряжаться как угодно, хоть в унитаз выплесни, мы в обиде не будем.

Белохвост вмиг стушевался. Все сидевшие в купе знали, что он вчера на свою водочную долю выменял у Ремнева три пачки сигарет. Видно, сегодня тоже рассчитывал чем-нибудь поживиться.

Бойцы сводного отряда были из одного Управления, но из разных отделов милиции. Самую большую группу – 11 человек – поставил Степногорский отдел. Вполне естественно, что именно они и составили ядро отряда. Сплоченность выгодно отличала их в пути следования от остальных групп, стихийно сложившихся в вагоне.

После ужина пили чай.

Доедались последние пирожки-булочки, испеченные на слезах заботливых жен и матерей.

Боковые спальные места облюбовали себе два неразлучных товарища: Володька Жуков – высокий кудрявый блондин с явно намечавшимися на боках излишками жировых складок и маленький Юрик Пасенко. Далекие предки Юрка наверняка имели какое-то отношение к Золотой Орде, был он излишне черноват. Сто против одного: порезвился смуглый красавец с кривым ятаганом на боку в украинской хатёнке с молодой дивчиной. Несопоставимое с его скромными физическими данными прозвище Громила приклеилось к Пасенко в предыдущую чеченскую командировку.

Громила сидел, по-азиатски поджав под себя ноги, прихлебывал горячий чай из облитой белой эмалью кружки и рассказывал:

– Стояли мы на реке Прорве, охраняли железнодорожный мост. Пошли как-то в обход вместе с ним. – Он кивнул в сторону Жукова. – Идем себе потихоньку, болтаем о разной чепухе. Вокруг такая благодать! Солнышко пригревает, птички поют в «зеленке»… Я впереди, Жук – за мной. Вдруг откуда ни возьмись, как черт из табакерки, из кустов выскочил мужик с автоматом. Бомж по обличью, на ногах резиновые сапоги и борода по грудь. Че-че-няка! Заметил нас, рот разинул! А рот беззубый! Ни верхних зубов, ни нижних… Автомат у меня на предохранителе, болтается на груди, патрон дослан в патронник. От неожиданности я тоже растерялся. Смотрю на этого чудака, пытаюсь сбить вниз флажок предохранителя, он тугой, зараза, не поддается. Так и стоим: мужик на нас смотрит с открытым ртом, а я гляжу на него и, как гитарист по струнам, луплю по автомату рукой… Благо Жук опомнился быстро и сиганул за рельс. Тот мужик вмиг автомат в кусты, руки в гору и заблажил: мол, свой я, не стреляйте! Короче, взяли мы его. Оказался армейским прапором-дезертиром. Что удивительно, почти три месяца он бегал по Чечне, и не подстрелили его ни наши, ни чеченцы. Зубов лишился в казачьей станице – попался на краже курицы. В бегах он слегка того, одичал. Застрелиться, говорит, хотел, да духу не хватило. Так что расслабляться на посту никак нельзя, будь на месте прапора боевик, он одной очередью положил бы нас обоих.