На крыльях орла - Кен Фоллетт Страница 2

Все это началось 5 декабря 1978 года.

Джей Кобёрн, директор по персоналу «ЭДС корпорейшн Иран», сидел в своем офисе на окраине Тегерана, и голова у него пухла от забот.

Офис этот располагался в четырехэтажном бетонном здании, известном под названием «Бухарест» (поскольку оно находилось в переулке, ответвлявшемся от Бухарестской улицы). Кобёрн обретался на втором этаже в кабинете, который по американским стандартам считался большим. На паркетном полу стоял элегантный рабочий стол, а на стене висел портрет шаха. Директор сидел спиной к окну и через стеклянную дверь мог надзирать за просторным помещением без перегородок, где его персонал трудился за пишущими машинками и телефонами. На стеклянной двери висели жалюзи, но Кобёрн никогда не задергивал их.

Стоял ужасный холод. Холодно было постоянно: тысячи иранцев бастовали, тепловая энергия подавалась в город с перерывами, и в большинстве дней отопление отключалось на несколько часов.

Кобёрн, высокий широкоплечий мужчина, обладал ростом пять футов одиннадцать дюймов и весом двести фунтов. Его рыжевато-каштановые волосы были по-деловому коротко подстрижены, тщательно причесаны и разделены пробором. В возрасте тридцати двух лет он выглядел на сорок. Однако молодость проглядывала в привлекательном открытом лице и готовности одарить собеседника улыбкой, хотя ему был присущ налет преждевременной зрелости человека, который слишком быстро возмужал.

Всю жизнь Кобёрн нес на плечах груз ответственности: еще мальчиком, работая в цветочном магазине отца; в возрасте двадцати лет – в качестве пилота вертолета во Вьетнаме; далее – в роли молодого мужа и отца; а ныне – на посту директора по персоналу, державшего в своих руках бразды руководства безопасностью 131 американского сотрудника и 220 членов их семей в городе, где на улицах царил разгул насилия толпы.

Сегодня, как и в любой другой день, Кобёрн звонил по всему Тегерану, пытаясь узнать, где возникли столкновения, где они вспыхнут в следующий раз и каковы перспективы на ближайшие несколько дней.

По меньшей мере раз в день он связывался с посольством США. В посольстве был оборудован информационный пункт, действовавший круглые сутки. Американцы звонили из различных районов города, сообщая о демонстрациях и беспорядках, а посольство распространяло извещения, что тот или иной район города следует избегать. Но Кобёрн считал, что ожидать заблаговременной информации и совета от посольства было почти бесполезно. На еженедельных брифингах, которые он прилежно посещал, ему всегда внушали, что американцы должны как можно больше оставаться в помещении и любыми способами держаться подальше от скоплений людей, но общее положение таково, что шах держит ситуацию под контролем и в данный момент эвакуация не рекомендуется. Кобёрну была понятна проблема сотрудников дипломатической миссии, – если посольство США заявит, что власть шаха пошатнулась, шах несомненно падет, – но они проявляли такую осторожность, что вообще почти не выдавали никакой информации.

Разочарованное посольством, американское деловое сообщество в Тегеране организовало свою собственную информационную сеть. Самой большой корпорацией США в городе была «Белл хеликоптер», чьей работой в Иране управлял отставной генерал-майор Роберт Н. Макиннон. Он имел первоклассную разведывательную службу и делился всеми добытыми сведениями. Кобёрн также водил знакомство с парой офицеров-разведчиков в среде военных США и поддерживал связь с ними.

Сегодня в городе было относительно спокойно: крупные демонстрации не состоялись. Последняя вспышка серьезных беспорядков произошла три дня назад, 2 декабря, в первый день всеобщей забастовки, когда, по сообщениям, в уличных столкновениях погибли семьсот человек. Согласно источникам Кобёрна, можно было ожидать, что затишье продлится до 10 декабря – священного для мусульман дня Ашура.

Священный день Ашура вызывал тревогу у Кобёрна. Зимний мусульманский праздник совершенно не походил на Рождество. Будучи днем поста и траура по поводу смерти внука Пророка, Хусейна, в качестве духовного настроя он призывал к покаянию. Состоятся массовые уличные процессии, в ходе которых наиболее истовые верующие будут предаваться самобичеванию. В подобной атмосфере возможно быстрое возникновение вспышек истерии и насилия.

Кобёрн опасался, что в этом году такое насилие может быть направлено против американцев.

Вереница скверных инцидентов убедила его, что антиамериканские настроения быстро усиливались. Под его дверь просунули карточку с надписью: «Если вам дороги ваша жизнь и имущество, убирайтесь из Ирана». Его друзья получили подобные же почтовые открытки. На стене его дома появилась надпись, нанесенная распылителем: «Здесь живут американцы». Автобус, который возил его детей в американскую школу Тегерана, раскачала толпа демонстрантов. На других сотрудников «ЭДС» орали на улицах, а их автомобили пострадали от повреждений. В один жуткий день после обеда, в Министерстве здравоохранения и социального обеспечения – самом крупном клиенте «ЭДС», – служащие-иранцы будто сорвались с цепи, принявшись бить окна и жечь портреты шаха, в то время как сотрудники «ЭДС» в этом здании забаррикадировались внутри помещения, пока толпа не разошлась.

Некоторым образом наиболее зловещим признаком стало изменение отношения к Кобёрну его квартирного хозяина.

Подобно большинству американцев в Тегеране, Кобёрн снимал половину дома на две семьи: он и его жена жили на втором этаже, а семья хозяина квартиры – на первом. Когда Кобёрны прибыли в марте прошлого года, хозяин жилья взял их под свою опеку. Обе семьи сдружились. Кобёрн и хозяин обсуждали религию: владелец дома снабдил своего квартиросъемщика Кораном в английском переводе, а его дочь читала отцу Библию Кобёрна. По уик-эндам они все вместе выезжали на лоно природы. Скотт, семилетний сын Кобёрна, играл на улице в футбол с сыновьями хозяина. В какой-то уик-энд Кобёрнам оказали честь, пригласив их на мусульманскую свадьбу. Это было захватывающее событие. Весь день мужчины и женщины были отделены друг от друга, так что Кобёрн и Скотт пошли с мужчинами, а его жена Лиз и три дочери – с женщинами, при этом Кобёрну так и не довелось лицезреть невесту.

После лета все стало постепенно меняться. Поездки по уик-эндам прекратились. Сыновьям хозяина запретили играть со Скоттом на улице. В конце концов все контакты между двумя семьями прервались даже в пределах дома и двора, а дети получали нагоняй просто за то, что заговорили с кем-нибудь из семьи Кобёрна.

Ненависть хозяина к американцам вспыхнула отнюдь не внезапно. Как-то вечером он доказал, что все еще заботится о Кобёрнах. На улице произошел инцидент со стрельбой: один из его сыновей осмелился высунуть нос из дому после комендантского часа, и солдаты открыли стрельбу по мальчику, когда тот бежал домой и перелезал через стену, окружающую двор. Кобёрн и Лиз наблюдали за всем этим со своей веранды, расположенной наверху, и Лиз до смерти перепугалась. Хозяин подошел к ним, дабы сообщить о случившемся и уверить, что все обошлось хорошо. Но мужчина явно чувствовал, что ради безопасности своей семьи ему не следует проявлять на людях дружелюбие по отношению к американцам: он ощущал, в какую сторону ветер дует. Для семьи Кобёрнов это стало еще одним дурным знаком.