От сумы до тюрьмы - Александр Белов Страница 2

Нет худа без добра, и всякое даяние есть благо. Даже если это даяние — наказание за грехи, тяжелые испытания и смерть. Так было у Александра Белова. Очутившись на свалке, пережив страшный стресс, он не просто каким-то чудом выжил. Он стал другим. Что-то изменилось в нем, в его отношении к себе и к жизни. Что-то новое появилось в его глазах и в голосе. Что-то, из-за чего окружавшие его люди старались стать лучше в его присутствии и начинали искать новый смысл в своей жизни. Это происходило не под давлением Белова, а как бы «по совпадению» с ним. Будто Саша стал своего рода включателем совести.

Одним из таких «новообращенных» стал Степаныч — Арсений Степанович Власов, персональный пенсионер.

В советские времена он руководил небольшим заводом по производству игрушек. На самом-то деле главной продукцией предприятия были пластмассовые детали для армии: вкладыши для касок и противогазов, штуцеры для аквалангов, и много всякого прочего. В разгар Перестройки КПСС приспустила вожжи и предоставила возможность трудовым коллективам самим выбирать себе начальников. Власов был против. Он говорил, что рабочие только с виду — взрослые люди. А в деловых вопросах, в бизнесе они — сущие дети. Ведь им самим почти ничего не приходилось решать. Даже где жить, что есть, и как отдыхать, — все за них продумывало государство.

Как советские люди решали, на что потратить деньги? Они заходили в магазин и смотрели, где очередь? Встав в нее, спрашивали, что дают? Что давали, за то и платили. Разве можно таким неподготовленным к принятию самостоятельных решений людям доверять самое главное: выбор человека, от которого зависит судьба предприятия, его доходность, наличие рабочих мест и, в итоге, зарплата?

Нельзя так поступать. Но его не послушали. Объявили ретроградом и выпроводили на пенсию. Хорошо хоть еще персональную дали за то, что не стал ерепениться и качать права. Тот, кого вместо него выбрали, такую красивую программу нарисовал, включая зарплату в долларах и виллы на Багамах, что работяги ему с восторгом все свои ваучеры за просто так отдали. Новый директор не обманул, И зарплату рабочие стали получать в долларах — примерно по два доллара за месяц и раз в полгода. И виллы на Багамах построили себе директор и главбух.

А Степаныч тем временем пустился в частное предпринимательство. Но как раз в то время государство совершенно забыло о своих обязанностях но охране закона и порядка.

Чиновники, банкиры, бандюганы и вечно жалующиеся на нехватку законов менты — все, орудовавшие под псевдонимами «Родина» и «Народ», грабили всех и вся. Степаныч потерял даже квартиру. Спасибо еще, что умудрился сохранить комнату в коммуналке, московскую прописку и раритетную вазовскую «копейку» итальянской сборки.

Но все равно скатился до поселка бомжей на свалке. Благодаря директорским привычкам, он стал там как бы неофициальным старостой. А промышлял тем, что собирал продукты — консервы и колбасы, которые крупные фирмы выбрасывали из-за потери товарного вида или истечения срока годности, — и продавал. В буфеты на вокзалах и при дороге. Там люд проезжий, если кто и отравится, то обнаружится это уже далеко.

Но после «битвы под Карфагеном» и возвращения в Москву как отрезало — пропал колбасно-консервный кураж у Степаныча. И свалка ему опротивела. Он даже рад был, когда под натиском Шмидта и ФСБ пришлось им всем — и ему, и доктору Ватсону, и Витьку, и Феде, и Белову — с нее уматывать.

Степаныч завязал с всякими прохиндействами. Так и начался новый виток в его жизни, тесно связанной отныне с жизнью Александра Белова.

С улицы послышалось знакомое фырчание мотора. Федя встрепенулся и посмотрел на Сашу. Под окнами первого этажа обычного панельного дома на Гуриевича, в котором, собственно, и располагалось ООО «Дистрибуторъ», лихо затормозила белая «пятерка».

Через секунду-другую в офис с великим достоинством вошел Арсений Степанович Власов, некогда более известный как «просто Степаныч». Но сейчас в этом солидном господине трудно было узнать старосту бомжей и попрошаек.

На нем был строгий темно-синий костюм, отлично сидевший на подтянутой фигуре (брюшко удалось убрать благодаря индивидуальным занятиям с тренером). Пестрый галстук весил долларов двести. Дорогая золоченая оправа очков придавала ему поистине черномырдинское величие, чему в немалой степени способствовало выражение собственной значимости на безупречно выбритом лице.

Увидев светло улыбающегося Федора со стаканом руке, Арсений Степанович недовольно нахмурился и с ходу перешел в атаку:

— А ты что тут расселся? Делать нечего? Встал ни свет ни заря, и сразу за опохмелку! Вот Бог тебя накажет за твое пьянство-то бесконечное!

Федор демонстративно, с всхлипом отпил из стакана, даже не поморщившись, как будто там была не водка, а грудное молочко, и назидательно произнес:

— Степаныч, Бог дает не тому, кто рано встает, а тому, кто встает в хорошем настроении.

— Лодырь!

— Ну и что? В России это не грех, а единственный способ нейтрализовать кипучую деятельность идиотов. А вы, батенька, профитёр, рвач и хапун.