Домой не возвращайся! - Алексей Витаков Страница 2
Домой не возвращайся! - Алексей Витаков читать онлайн бесплатно
Минуту длилась гробовая тишина. Потом публика ударила в ладоши.
Ни охранников, ни кого-либо из администрации по-прежнему не было видно.
Бальзамов постоял еще несколько секунд и двинулся к выходу. В дверях, не выдержав, обернулся. Его лохматый боевой товарищ одиноко стоял на столе и, принюхиваясь, смотрел в сторону кухни.
– Покалечат сволочи, – подумал Бальзамов и, вернувшись, схватил щенка под мышку.
По пути домой Вячеслав выпил пару бутылок темного пива, он любил пить этот напиток на снежном ветру. Уже вполне тепленький, пряча под плащом щенка, нетвердой походкой он сквозняком прошел мимо общежитского вахтера, который спал сном убитого праведника, тонко всхрапывая из-под стола.
Выйдя из лифта, наш герой бросил недобрый взгляд в сторону левого крыла, где царила напряженная тишина. Надо сказать, что жильцы этого самого левого крыла были выходцами из разных восточных республик. В один прекрасный день свалились, как снег на голову. Очень скоро после их появления в туалетных комнатах поселилась ужасающая грязь, из общего коридора исчезла добрая половина ламп, а телефонный аппарат на этаже был разбит вдребезги. На замечания аспирантов азиаты злобно огрызались и впрямую говорили о расправе над теми, кто осмеливается критиковать их быт. Бальзамов не раз попадал в конфликтные ситуации, спровоцированные молодыми представителями ныне независимого Востока. Несколько раз дело едва не доходило до драки. Уступать никто не собирался. Наблюдательное око Вячеслава заметило еще одну странную особенность: периодически одного или двух азиатов увозил черный джип, причем увозил безвозвратно. К таким деталям Бальзамов относился без предубеждения. Огорчало только одно: на место увезенных жильцов вселялись другие, ничем не лучше предыдущих.
В тот вечер правое крыло седьмого этажа шумно и со всеми почестями провожало в последний путь тещу аспиранта Станислава Колунова.
– Вяч, радость наша, как ты вовремя! – закричала разгоряченная алкоголем Альбинка Ростовская. – А у нас тут особенности национальных поминок!
Бальзамов понимающе кивнул, мол, сейчас буду, и рванулся в свою комнату. Там он аккуратно положил щенка на диван, это оказалась сучка, мордой – на подушку, туловище – под плед, бросил в угол фирмовый плащ и, закурив, обхватил лоб длиннопалыми ладонями.
– Чего сидишь, – услышал он вдруг внутренний голос, – надо еще два баяна порвать, ведь тещу, как-никак, провожаем.
Оставив незатушенную сигарету в пепельнице, поэт Вячеслав Бальзамов встал и вышел в народ.
В коридоре два здоровенных бугая наседали на Сергея Вороненка, парня не хилого десятка. Будь трезвым, Бальзамов бы еще сто раз подумал: ввязываться ему или нет, но пьяный совсем другое дело.
– Эх, тряхнем стариной, – подумал поэт и правой нанес прямой в переносицу одного из быков.
Лицо быка выразило недоумение, а затем опрокинулось в темную пустоту коридора.
Неизвестно, чем бы закончилась сия битва, если бы не страшный крик коменданта Никанорыча:
– Кончать поминки, мать вашу, марш по комнатам!
В комнате Станислава Колунова Бальзамов пел под гитару и читал стихи добрых пару часов, делая небольшие перерывы для того, чтобы хлопнуть очередную стопку. Убедившись, что благодарные слушатели мало-помалу уснули, сидя или лежа в самых невероятных позах, Вячеслав отложил колуновскую гитару и направился к себе.
– Ты не обижайся, Эдуард, – говорил Джучи, – тут ребята все очень добрые и образованные. Зла никто никому не желает. Ты ведь был за тех, кто стрелял в Белый дом? За тех! Значит за революцию. Хотел свергнуть существующий порядок? Хотел! В семнадцатом году революционеры того же хотели. А почему? Я вот, например, улавливаю схожесть между теми и этими. Во всяком случае, и те и другие уж точно ведали, что творят. Я хорошо знаю историю России. Мои предки заложили свой большой камень в ее основание и мне завещали служить ей. Ты уж поверь: нет более русского человека, чем монгол.
– Я тоже самый, что ни на есть, русский, – отозвался Эдик, – а кровь всякая может быть.
– Ты либо одурманенный, – сказал Джучи, – либо о-очень уважаешь тех, кто страну называет территорией, а народ – электоратом.
– Да что же в этом плохого? – повысил голос Телятьев.
В этот момент дверь, скрипнув, отворилась и на пороге возникла фигура Бальзамова, гоня перед собой волну едкого общежитского сквозняка.
Лицо у Джучи вытянулось так, что узкие степные глаза приняли вертикальное положение, и в ту же секунду потомок древних монгольских родов грохнулся на колени и, воздев руки к потолку, судорожно прошептал:
– Бальзамов, ты великий шаман, но только, пожалуйста, больше так не делай!
На следующее утро Бальзамов проснулся от страшного шума. За дверью раздавался протяжный волчий вой, который сменялся то русской и монгольской речью, то глухими ударами костяшек пальцев по дереву.
– Хубилай, у-у-у, прошу тебя, открой, у-у-у…
– Боже, правый, – подумал Бальзамов и стал переворачиваться на другой бок. В ту же секунду он почувствовал, как в носу у него защекотало от какого-то незнакомого запаха, а под рукой зашевелился большой, мягкий и лохматый ком.
Вячеслав стеклянными глазами смотрел на собаку, которая норовила лизнуть его в нос:
– Ты кто?
В ответ он услышал радостное:
– Тяф.
Память возвращалась медленно, словно преодолевая тяжелейшие преграды. Голова гудела огромным чугунным колоколом, все тело было ватным и каким-то чужим. После выкуренной сигареты, мозаика вчерашнего вечера неумолимо начала складываться в единую картину.
– Кыш отсюда. На коврике твое место!
Двойное «тяф» означало, что, дескать, сам сюда положил, а коврика в этом доме никогда не существовало.
– У-у-у, Хубилай, хозяин мой, открой, твою мать, у-у-у…
– Хубилай, зачем ты бьешь в свою дверь и самого себя спрашиваешь? – это был уже голос Джучи.
– Уйди, презренный! – послышалось в ответ. – Ты что, не знаешь: там за дверью мой дух, а дух никогда не пьет. Я его с собой не беру.
– Хубилай, прекрати называть меня презренным!
– Ты все равно презренный, потому что твоего предка Джучи-хана Бортэ понесла в меркитском плену. Великий Тэмуджин освободил Бортэ и признал Джучи своим сыном, но в этом сыне не было ни единой капли крови самого Потрясателя Вселенной. А мой предок самый, что ни на есть чингисид.
– Но ведь оба они от одной женщины. К тому же, мой предок был поставлен над Русью и хан Батый – его достойный сын. А где мы с тобой сейчас находимся, а? Что стало нашим вторым домом? Так-то, Хубилай. Не называй меня больше презренным.
– А мой предок, – взвизгнул Хубилай, – основал династию юаней, перенес столицу в Пекин, и вообще, сейчас ты получишь по морде, лучше отойди ради вечного синего неба. У-у-у, Хубилай, ты разве не слышишь, как изнывает тело твое и как мечется душа в огне, дарованном многими поколениями предков, ведущих свой род от степного волка и серебряной лани. У-у-у, отойди, презренный потомок нагулянного хана.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии