Свобода даром не нужна - Андрей Дышев Страница 19

– Ключ!! – потребовал Кабанов.

– А нету, – ответил Командор, теребя пуговицу, которая висела на одной ниточке.

– Тогда ты фиг сюда зайдешь! – пригрозил Кабанов, тяжело дыша после короткой, но изнурительной схватки.

– А это мы еще посмотрим, – усмехнулся Командор.

Зрители, потупив очи, разбрелись кто куда. Через полминуты из мастерской донеслось дружное пение: «Ма-му-ми-мууууу». Бывший руководил хором, размахивая руками. Он был необыкновенно весел, лицо его горело, как солнце на закате, и сам он качался, словно высохшая березка. И ничто не напоминало о конфликте, разве что Зойка, склонившаяся над пяльцами, горько плакала, и ее слезы расплывались темным пятном по облику Иисуса Христа.

Кабанов выволок из мастерской кухонный столик, придвинул его вплотную к железной двери и лег на него. Командор, прохаживаясь рядом, не преминул съехидничать:

– Ты что ж, спать тут будешь?

– И спать, и кушать, и вообще…

– Ага! – криво ухмыльнулся Командор. – Кушать скоро будет нечего! Нет песка – нет еды!

– Ничего, потерпим.

Кабанов был настроен держать оборону очень решительно. Ближе к ночи он натаскал песка и наполовину засыпал дверь. Зойка принесла ему ужин на сковородке. Кабанов все съел, а сковородку оставил при себе в качестве оружия. Зойка осталась ночевать рядом, на полу. Спал Кабанов чутко, просыпаясь от малейшего шума, но Командор никаких решительных действий не предпринял. По-видимому, все его оружие осталось в кабинете, а без него Командор чувствовал себя неуверенно и оттого выбрал пассивную осаду.

Народ вел себя так, будто ничего не произошло. Утром женщины взялись за вышивку. Бывший залез под стол и время от времени просил, чтобы ему подали воды, которую выпивал с необыкновенной жадностью. Командор не показывался из спальни, где провел ночь. Кабанов был готов к тому, что Толстуха, как жена власть имущего, начнет строить ему всякие козни, но она заняла подчеркнуто нейтральную позицию. Собственно, как и Полудевочка-Полустарушка, которая всякий раз, проходя мимо Кабанова, надрывно восклицала: «О, горе, горе!» И трудно было понять, кого именно она считает автором этого «горя» – Кабанова, который оккупировал дверь кабинета, или же Командора, который не желает отдать Кабанову ключ. В подземелье воцарилось затишье, пропитанное острым ожиданием смены власти.

На третий день изоляции от внешнего мира Толстуха и Полудевочка-Полустарушка объявили, что у них закончились продукты. Причем объявили они об этом не кому-то конкретно, а как бы пожаловались друг дружке на опустевшие сусеки, но пожаловались громко, так, чтобы в равной мере отчетливо слышали оба кандидата – и Кабанов, и Командор. Командор на это заявление никак не отреагировал, а Кабанов распорядился разделить на всех свои личные запасы, включая Бывшего, но исключая Командора.

Командор вроде как остался без харчевания, но никто не замечал, что это доставляет ему страдания. Напротив, Командор выглядел сытым, жизнерадостно хлопал себя по тугому животу, громко икал и распространял вокруг себя запахи водки-селедки, грудинки-маслинки. Кроме того, он часто и основательно посещал туалет. Проанализировав этот феномен, Кабанов пришел к выводу, что Командор тайно пользует давно припрятанные стратегические запасы.

В томительном ожидании развязки прошло еще два дня. Зойка, принося еду бессменному часовому, шепотом признавалась, что ей очень, очень страшно и в воздухе пахнет большой бедой. Воздух в коридоре пах другим, но Кабанов и сам чувствовал, что так долго продолжаться не может и очень скоро накопившиеся эмоции выплеснутся наружу.

Он правильно думал. Неожиданно закончилась еда. Окончательно. Было съедено все, до последней печенюшки, и сгрызено все, до последней карамельки. Вдобавок к этому какая-то сволочь по злому умыслу или по неосторожности опрокинула ночью бак с водой. Обитателей подземелья ждали муки голода и жажды.

– Когда же это все кончится?! – митинговали женщины. – Мы хотим работать и зарабатывать!! Мы хотим жить по демократическим законам!!

Бывший уже почти не вылезал из-под стола, лишь изредка высовывал оттуда костлявую руку, размахивал оранжевым чулком и хрипло призывал к решительным мерам. Командор пребывал в приподнятом настроении. Он долго любовался своим отражением в осколке зеркала, выбирая из засаленных усов хлебные крошки и селедочные косточки, потом причесался и в качестве знамения грядущих перемен повязал на лоб оранжевый чулок, который отобрал у Бывшего. Похоже, что Командор готовился к торжественному возвращению во власть.

Кабанов тоже волновался. Но былого страха перед Командором он уже не испытывал. Последняя стычка показала, что силы их приблизительно равны. Но у Кабанова, помимо всего, была высокая цель. Он рвался к свободе как одержимый. У него началась агония. Он больше не мог жить здесь, не мог видеть эти отвратительные хари, не мог дышать вонючим спертым воздухом. Но путь к свободе пролегал по телу низвергнутого Командора. Митингантки заводили противоборствующие стороны, как бойцовских петухов. Они маршировали по всему подземелью, гремели в такт шагам кастрюлями и кружками и требовали хлеба. Командор внимательно выслушивал требования народа, кивал и принимал позу Наполеона, ожидающего ключ от врат Москвы. Кабанов, как только грохочущие женщины приближались к нему, швырял в них песком.