Век испытаний - Сергей Богачев Страница 18

— Но Снесарев же дал присягу.

— Что это меняет, Том? Он царю тоже присягу давал, так какой присяге он верен? Первой или второй?

— Человек от станка не сможет управлять полками, ты же понимаешь. У нас жесточайший дефицит кадровых военных. Погибнуть самому и загнать в гроб за собой ещё один полк — много ума не надо, а вот победить с минимальными потерями — это нужно знания иметь. Ильич тоже так считает, так что ты не горячись.

— Товарищ нарком по нацвопросам, что, знания имеет? — эмоционально ответил Сталин. — Товарищ нарком академий не заканчивал, но приехал сюда за пшеницей и видит саботаж. Что, ты бы молчал, а? Не-е-е-т… Ты бы ругался! И я ругаюсь! Слюнтяи все считают, сколько штыков на нас идёт в то время, когда окопы рыть нужно. Троцкий развесил свои уши и верит, всё ездит на своём бронепоезде. Слушай, а может, он это всё и организовал, а?

Пашка давно заварил чай, но никак не решался его принести, потому что в другом конце вагона беседа приобретала уж очень эмоциональную окраску.

— Так ты, Иосиф, договоришься до того, что и я предатель…

— Ты? Не-е-е-т. Ты, Том, дулю в кармане не держишь! А Лев Давидович держит. Ты говоришь и со мной, и на митинге одно и то же. Я тебе верю. А Лев Давидович сначала выступает с трибуны так, что у него самого и у всех коней в дивизии волосы дыбом встают, а потом пишет кляузы, что Ворошилов — безответственный простак и бездарный полководец. Понимаешь, Том? Это наш Клим, который сюда прорвался с рабочими отрядами!

— Ну, в отваге и таланте Клима сомневаться не приходится, тут он, конечно, перегнул. Я-то знаю, сколько вёрст вместе с Ворошиловым по фронтам пропылили…

— Так вот и я уверен. Военспецы не могут командовать. Пусть советуют, а мы взвесим всё, проверим и сами сделаем.

При выходе из вагона Артём похлопал Пашку по спине:

— Видал, как истина рождается? В споре.

— Ох, и горячий этот ваш товарищ нарком по делам национальностей! — Пашка до сих пор не был уверен в том, что правильно сделал, что остался в вагоне.

— Горячий, но справедливый. Решительный тоже. И не любит, когда с ним спорят. Вот молчит, а потом если начнёт доказывать что-то — не отступит никогда, даже если не прав. Таких, как он, немного, но они очень нужны. Видишь — за всё берётся.

Эту истину — что нужно уметь всё, что тебе поручают, а может, и ещё немного больше, Пашка тогда усвоил твёрдо. Северный Кавказ и Украина, опять Бахмут — везде они занимались разной работой: от обеспечения армий и до подготовки восстания. Казалось, уже остановились в ставшем родным для Черепанова Донбассе, появилась мирная административная работа — Артём был избран председателем Донецкого губкома, как снова всё сломалось, и пушки помешали Пашке забрать к себе Полину. Для молодожёнов такая долгая разлука была невыносима.

Фёдор Андреевич пришёл в себя, горячка почти спала, и Лиза тоже успокоилась. Всё происходило так, как прогнозировал врач, похожий на грузина.

— Доктор говорит, долго жить буду. — Сухими губами прошептал Артём, который после нескольких дней изнурительной борьбы с болезнью был сам на себя не похож.

— Ох, и напугал ты, Фёдор! — Елизавета искренне радовалась тому, что наконец-то могла удостовериться, что самая большая опасность уже позади.

— Да ладно вам! Пойдём на поправку.

Лиза встала, намочила компресс, положила мужу на лоб и вышла переговорить с доктором.

— Фёдор Андреич, может, не к месту, но я должен спросить… — Павел жалел, что не задал этот вопрос ещё в обозе, когда была возможность поговорить. — Ленин подписал указ о ликвидации Республики. Это что получается, всё было даром? Он что, с самого начала был против?

— Ну, нашёл ты время, браток, для лекций…

— Вы простите, но столько сил, столько времени, и что теперь?

— Да, Пашка, Ленин был против. Почему у нас получилось? Потому что делали, а не спрашивали. Получилось ли? Не нам судить. Наверно, не всё. Но это не значит, что нужно руки опускать, что это ты захандрил? Разве важно, как республика называется? Всё ещё впереди — и работа, и борьба.

Дверь палаты открылась:

— Всё, всё… Уж никак не наговоритесь. Ещё успеете, мне укол надо поставить. — Медсестричка убедительно показала Пашке глазами на дверь и поставила на тумбочку свою кювету со шприцами.

Катастрофа

Тула изнывала от жары. Солнце ещё не достало до той стороны вокзала, которая выходила на перрон, поэтому все участники торжественной встречи аэровагона прятались в щадящей тени здания.

Делегация от Российского коммунистического союза молодёжи состояла в основном из девушек приятной наружности, одетых в одинаковые кофточки с матросским вырезом и синим бантом впереди. Несколько молодых людей, одетых тоже по случаю праздника в одинаковые рубашки и светлые брюки, переминались с ноги на ногу, опираясь на древки транспарантов «Приветствуем делегатов Третьего конгресса Коммунистического интернационала!», за что постоянно получали от своего старшего: «Стань ровно, не позорься!» Тут же, на перроне, среди множества прочих встречающих делегаций, руководителей разного ранга и просто любопытствующих зевак чинно беседовали между собой железнодорожники, обсуждая то, чего ещё не видели. Устройство аэровагона вызывало у спецов неподдельный интерес — чего же в нём больше, вагона или, собственно, «аэро»? Ещё одним предметом спора был вопрос о том, почему первый рейс этого агрегата был назначен именно в Тулу: из-за того, что их участок пути образцовый и имеет самый низкий коэффициент аварийности, или по причине наличия красивого здания вокзала? Мнения разделились, но спорить никто особо не хотел — и сам вокзал был гордостью туляков, и железнодорожный узел, который находился в их ведении, считался одним из лучших на Московской дороге.

Тяжелее всего было оркестрантам. Одетые в белую парадную форму, они стояли в две шеренги возле центрального входа, готовые в любой момент дать марш. Тут же, прямо возле здания вокзала, была сколочена невысокая сцена с перилами, щедро украшенная хвойными гирляндами и красными лентами.

Вокзальные грузчики могли бы коротать время в своей прохладной каптёрке, благо здание вокзала было каменным, с толстыми стенами и сейчас внутри было спасение от зноя, но любопытство брало верх: ради прибытия какого-то чуда техники изменили расписание поездов, что само по себе было невозможно в принципе — расписание на железной дороге это как устав у военных. Его необходимо знать наизусть, свято соблюдать и чтить. Каждый знает, что он должен делать в любую минуту, — от машиниста локомотива до грузчика, иначе сложный железнодорожный механизм даст сбой, а за это можно поплатиться как минимум работой, а как максимум — свободой. Однако расписание на сегодня, 24 июля, было изменено по случаю такого неординарного события — в Тулу с испытательным рейсом прибывал аэровагон из Москвы, на борту которого (или в вагоне которого) находились делегаты конгрессов Коминтерна и Профинтерна, сам изобретатель этого чуда техники — Валериан Абаковский и товарищ Артём.