Убить генерала - Михаил Нестеров Страница 18

22 — 25 июня

Вторая бессонная ночь. Близнец представил, что у него нет личной ненависти к генералу Дронову, и спросил себя: согласился бы он с полковником Хворостенко? дал бы положительный ответ? удивился бы себе? Трудно ответить.

Он действительно находился под впечатлением. Однажды он сам распахнул глаза, когда «воздух» ответил «земле» неуправляемыми ракетами, а потом хищно прищурил их. А со временем начал забывать или гнать прочь мысли, которые реабилитировали Дронова: хлесткое слово «предательство» насильно материализовалось в «подставу» — дело на войне нехитрое, а порой — обычное. Иногда от хитрости до лукавства один шаг. И сейчас Близнец явственно представил себе желтоватую страницу Библии, черную строчку из «Отче наш»: «Избавь нас от лукавого...» Во множественном числе. Легион.

Но что-то не устраивало Близнеца в состоявшемся разговоре. Он не долго ломал голову над этим вопросом. «Ваши имена останутся в тайне, я же выступлю открыто». Вот что не устраивало и не могло устроить Крапивина.

Ночь дурманит голову, заполняет ее бродящим хмелем. Он заполняет пробелы, пустоту, вскрывает шифр, заложенный в многоточии после слов — «Я согласен...» Он не хочет оставаться не то что безымянным, а натуральным исполнителем, дубовым киллером, наемником. И еще много-много определений. Все это слова; и чтобы взвесить их, материализовав, суток не хватит. Не хватит жизни. Потому что обдумывать можно вечно — что означало «тянуть». Означало прятаться за словами и мыслями. Нужно действовать, переходить от слов к делу — вот где решение всех недомолвок и колебаний. Как сделал это военный прокурор Юрий Хворостенко.

Близнец начал понимать, что не хочет остаться в стороне, но идти вместе со всеми «с открытым забралом». Вдохновляло то, что он оказался наконец-то в организации, походившей на подполье, и так было не интересней, но — значимей. Вместе они вершили что-то важное, делали своими руками, а не протягивали их. Подумал, что в Великую Отечественную, о которой вскользь упомянул полковник Хворостенко, рождались подпольные организации и боролись с фашизмом.

Организация. Он — член организации. Больше того: он — ее равноправный член. И «членская книжица» имеется. И только несколько цифр отличают ее от той, что никогда не грела грудь военного прокурора.

«Я согласен». Но времени дали мало. Хотелось долго, вечно ощущать, как наполняет грудь и голову что-то торжественное, что-то вроде присяги.

Тайная организация. Вот, оказывается, как будоражит кровь соприкосновение с тайной. Но все это ерунда по сравнению с тем, что случится через неделю, а может — раньше. Это обсуждение деталей готовящегося «акта возмездия», это тот самый переход от слов к делу. Бросок с крутого утеса в воду.

Он сошел с берега и устремился по течению бурной реки. Видел берега, но только мельком — не до этого. Главное впереди, за пенистыми валунами, которые еще нужно преодолеть.

Витька мчался по этой реке, чувствуя на горящих щеках резкие порывы, рожденные еще год назад, после возвращения из рейда. Да, только первый порыв можно считать истинным, остальные по сути своей лживые, вскрывающие лицемерие, нерешительность и даже выгоду. Он не мог отказаться от своих слов, произнесенных мысленно перед кучкой камней, которые скрыли тело товарища. Но не потому что их не услышали и не приняли. Тогда они в самом прямом смысле не имели веса, сейчас же, по прошествии времени, налились боевым свинцом. Он не мог допустить того, что кто-то — вместо него — окажется перед парализованным прокурором. Немыслимо представить себе такую позорную и озвученную картину: «До тебя был тут один малый...»

* * *

На крыше серебристо-красного джипа «Тойота» полыхала, как в американских боевиках, магнитная мигалка синего цвета. Она была расположена слева, ближе к водителю; он, видя хвост дорожной пробки, опустил стекло и выставил проблесковый маячок на крышу. Сейчас он гнал джип по встречной полосе и не переставал сигналить. В конце Космодамиановской набережной, которая буквально вливалась в Шлюзовую набережную, вблизи Новоспасского моста, «Тойоте» преградил путь гаишник. Он так быстро махал своим жезлом, что, казалось, крутил посреди проезжей части нунчаки. И что-то кричал при этом. И «задник» был неплох: мост, по которому, наддавая перед поворотом паровозным гудком, тащился к Павелецкому вокзалу поезд; за ним неторопливо двигались облака, пронзенные солнечными лучами.

— Урод! — выругался водитель, резко тормозя напротив гаишника. Он глянул на него через окно: над синеватым кепи постового сиял главный купол Новоспасского собора. — Быстрее! — поторопил водитель гаишника и высунул руку с раскрытым служебным удостоверением. Постовой хотел взять его в руки, но полковник ФСБ Терехин снова прикрикнул: — Быстро читай!

Гаишник не читал, он сличал орущий оригинал со спокойной копией на фотографии и был абсолютно невозмутим. Удостоверение было действительно до 31 декабря 2006 года, оттиск печати четкий. Однако... что-то уж больно молод полковник. На вид ему не больше тридцати. Стрижка под ноль, во взгляде и жестах сплошной беспредел.

Полковник потерял терпение. Он глянул на погоны постового, вгляделся, прищуриваясь, в его личный значок, наполовину скрытый за яркой накидкой-безрукавкой, быстрым движением вынул из кармана ветровки шариковую авторучку.

— Номер личного значка, лейтенант! Плохо со слухом? Номер!

Гаишник не стал напарываться на неприятности. Он отдал честь, выбросив к «бейсболке» с милицейской кокардой руку:

— Проезжайте, товарищ полковник.

Терехин газанул, и его джип, проехав под мостом, свернул налево, в хитросплетения Крутицких переулков.

Офис фирмы «М-дайджест» располагался на первом этаже двухэтажного дома. Все окна зарешечены, жалюзи с внутренней стороны опущены. Полковник остановил машину в десятке метров от офиса и шагнул на потрескавшийся асфальт. Быстро огляделся. Группа захвата была на месте. Бойцы в камуфляже и масках заняли места под окнами и перед металлической дверью. С каждой кованой решетки тянулись металлические тросы. Пара машин была готова вырвать их и дать дорогу спецназовцам.