Зачистка - Николай Иванов Страница 18

— Граждане, проходите слева, не задерживайте друг друга, — поддакнула из стеклянной будки на всю станцию дежурная.

Никто не понял тайного подтекста объявления, а Олег назидательно поднял вверх палец: гражданочка, стоящая выше меня на одну ступеньку эскалатора, метро — это транспорт повышенной опасности, и требуется выполнять все инструкции и предписания. Лена кивнула, легонько нажала ему на нос — «пип», но что-то настороженное вдруг вновь мелькнуло по ее лицу. Лучшая лакмусовая бумажка женских проблем — влюбленный мужчина: пожар рядом не увидит, а над упавшей ресничкой любимой изрыдается…

Несмотря на обеденное время, народу в вагонах оказалось не так уж и мало, но он сумел занять для Лены лакомое местечко между дверьми и поручнями сидений. Изображая толпу, прижался к ней, не позволяя отстранить «конкуренток».

— Не обижай их, мы еще не поздоровались.

— Ты, между прочим, еще не поздоровался и со мной.

— Ну-ну-ну, тебе не идет надувать щечки. А то дядя милиционер остановит и спросит: а почему это доблестные морские пехотинцы возят в метро хомячков без корзинки.

— Повезло мне — ты такой ласковый! И приехал опять на чуть-чуть?

— Не дождешься. До завтрашнего вечера — как минимум. Если не закончится война. И ты помнишь, что завтра — годовщина моего первого преподношения тебе цветов?

Олег отстранился, но лишь для того, чтобы раскрыть пакет. Получив свободу, в нем блаженно расправили согнутые спинки веточки с белыми колокольчиками.

— Это же ландыши! — Округлила глаза Лена. — Тебя проклянут юные натуралисты и арестует зеленый патруль.

— А я сразу на Библии, Конституции и Боевом уставе Сухопутных войск чистосердечно поведаю, по какому поводу и для кого старшим лейтенантом Олегом Урмановым проделан этот благороднейший акт вандализма. И буду прямо в зале суда прощен и категорически оправдан.

— А мне расскажешь?

— Не-а. Вот этим вот ушкам еще рано слушать взрослые слова.

Спасаясь от щекотки и сама все прекрасно зная, Лена прильнула, прикрыла глаза. В транспорте женщины часто уходят в себя, отдаваясь воспоминаниям. Тем более, что сиреневая ветка метро длиннющая, и станция «Тушино» — в самом конце ее. А на ушко шепотом все же рассказывается то, что запрещено слушать маленьким…

— Погоди, люди смотрят, — отстранила Олега, когда он совсем близко приник к ней. А чтобы не сопротивлялся, полезла в кармашек. — Ты обманщик, а я вот на самом деле приготовила тебе подарок. Не из ландышей. Зато из самого Валдая.

Извлекла на свет колокольчик, легонько пошевелила им. Раздался мелодичный звон, сумевший перекрыть перестук колес и свист ветра в вагоне метро, гомон стоявших рядом студентов, музыку из одного плеера для двух пританцовывающих тинейджерок, воткнувших себе в уши по черной кнопке наушников. На звон обернулись, старушки с лавочек подняли головы, готовые перекреститься, и Лена торопливо зажала колокольчик в ладошке. Прошептала:

— Пусть этот звон отгоняет от тебя всех злых духов и других женщин.

— Про духов — это хорошо, — выцарапал пальчиком из женского кулачка колокольчик, полюбовался. — На Кавказе этих духов…

Лена замерла, посмотрела внимательно на Олега.

— Погоди, на каком Кавказе? И что ты говорил про войну? Ты что, едешь в Чечню?

— Какая Чечня? Мы едем к твоей бабушке.

— Ты что-то не договариваешь…

— Если о чем и не скажу даже за компот — это про пароль и военную тайну. Где мы едем?

2.

Прошлым летом они точно так же мчались по московскому подземелью, вырываясь на окраину города. Скрипучий ветхий автобус довез их до еще более ветхого Дома отдыха, где, согласно веянию новых времен, не заглядывали на четырнадцатую страницу паспортов со штампом о семейном положении. И им достался номер люкс с портретом Ленина, читающего «Правду». И — одной широкой кроватью, на которую они сразу бросили понимающий взгляд.

— Нет, — Лена категорически выставила вперед руки, едва он опустил сумку и подался к ней.

Но номер, не считая Ленина, был один на двоих, одна на двоих была кровать, и зачем ехали сюда, понимали оба — не цветочки же рвать в лесу.

Оказалось, их.

Но поначалу Лена все находила и находила, все придумывала и придумывала себе занятия, любая попытка оторвать ее от которых могла смело рассматриваться как измена Родине: погоди, еще не накрыли стол; минуту, перемоем посуду; надо хоть немного поправить шторы…

— А можно еще помыть полы, то бишь надраить палубу, — подсказал Олег, когда фантазия ее иссякла, а глаза продолжали искать очередную зацепку в оттяжке времени. — Но поскольку ты все равно сделаешь это хуже, чем мои матросы, а к тому же сегодня и не суббота, я отменяю твой парково-хозяйственный день. Ты хочешь понести наказание за невыполнение приказа старшего по званию?

— А какое оно может быть?

— Иди ко мне.

— Идти к мужчине — это наказание? Вот видишь, а я не согласна с таким отношением к нам, женщинам. И от всего нашего сообщества, от их имени… Не надо. Не хочу. Больно же.

Оттолкнулись, как два бильярдных шара, откатились каждый к своему бортику. У него под рукой оказался уже накрытый столик и он наполнил вином два граненых стакана, первыми перечисленными в пожелтевшей описи за 1975 год. Лена у окна бесцельно водила пальчиком по стеклу.

— Я очень боюсь, что ты решишь, будто мне нужна от тебя только и исключительно постель, — объяснился издали Олег на случай, если Лена вдруг упрекнет его в недостаточной решительности.

— Правильно боишься.

— Тогда — все: нельзя так нельзя, — с горечью развел он руками. Они знакомы ровно год, трижды он ухитрялся вырываться к ней из своего мурманского морского далека, но пионерское расстояние в их отношениях не сократилось ни на йоту и дружили они в самом деле только щечками. — Поверь, я принимаю и благодарен даже той толике, чем разрешено владеть. За тебя.

Выпил один. В самом деле — все. Они взрослые люди и каждый сам определяет, чего ему хочется. Другая бы на ее месте…

Оборвал себя: если Лена не замужем, это вовсе не значит, что она может или даже должна бросаться на шею первому встречному-поперечному. Другое дело, что он не стал для нее близким и желанным, что, наверное, есть кто-то другой, с кем она более откровенна. Значит, не разбудил, не заинтересовал, не увлек. Потому владейте малым, товарищ гвардии старший лейтенант — простой возможностью любоваться Леной издали и тешить свое самолюбие знакомством с такой красивой женщиной. Хотя, черт возьми, все же обидно…

Лена глянула из-за плеча:

— Мы больше не дружим?

Он грустно улыбнулся ей все так же издали, посмотрел долгим взглядом, словно запоминая и прощаясь. И — вышел из номера. Да столь неожиданно и резко, что Лена не успела остановить его ни голосом, ни жестом. Только пальчик, не дорисовав ромашку на запотевшем стекле, упал вместе с рукой на подоконник.