Час рыси - Михаил Зайцев Страница 18

Патрон выписался через неделю – как раз тогда сыщики окончательно утвердились в версии «террорист плюс граната» (Косте и Илоне повезло – разработчики использованного взрывного устройства позаботились о том, чтобы после взрыва запутать следственные органы), а одна доселе неизвестная террористическая группировка с охотой взяла преступление на себя. Что же до непросыхающих дружков Левчика, то им и в голову не пришло связать его исчезновение с обгоревшими останками неизвестного, откровенно продемонстрированными всеми телеканалами. Левчик и раньше, бывалоче, исчезал на неделю, а то и на месяц, а то и на полгода. Обычное дело – запил, уехал куда-нибудь…

На первом после возвращения шефа из психушки заседании «большой пятерки» заметно осунувшийся финансист Тимофей Иванович Пауков доложил о состоянии здоровья госпожи Евграфовой (без изменений), не спавший много ночей подряд силовик Антон Александрович Шопов подробно рассказал об охране тела больной и вообще об охране спецклиники, где она пребывает в коме, секретарь Вова поведал о ходе следствия (мельчайшие нюансы которого и без него были всем прекрасно известны), а Константин Николаевич вставил словечко про бизнес: мол, с этим все в порядке.

Выслушав приближенных, заговорил «сам». Он вещал тихим голосом, практически шепотом (куда только подевалась былая властная манера говорить короткими, емкими, рублеными фразами!). Суть речей Евграфова немало поразила собравшихся, поскольку сводилась к будоражащей умы современных ученых идее клонирования, к небезызвестной овечке Долли, из одной клетки которой английские генетики умудрились вырастить абсолютного двойника кудрявой скотинки. Откуда Евграфов знал про революцию в биохимической науке, никто не спрашивал – не до того было. Все четверо приспешников сразу же поняли, куда клонит их начальник. Евграфов во что бы то ни стало хотел сохранить жизнь дражайшей супруги, и, поскольку медики не брались гарантировать ее выздоровление, обезумевший от горя мозг хватался за любую, пусть и самую тоненькую, самую ломкую соломинку.

Хозяин говорил и говорил. Путано, невнятно, бессвязно. Тимофей Иванович потупил очи. Антон Александрович, напротив, застыл, впившись взглядом в серое лицо шефа, будто тот трансформировался в диковинное инопланетное существо. Вовка-секретарь смущенно чирикал каракули в своем блокноте, в который обычно записывал поручения. А Костя… Костя неожиданно ощутил, как в груди у него все затрепетало от нахлынувшего предчувствия близости того единственного в жизни шанса, который настоящий авантюрист ощущает сперва физически и только через несколько секунд осознает с помощью мыслительных органов. Это подобно предчувствию озарения, посещающего гениальных ученых. Как известно, Архимед сначала услышал шум расплескавшейся из ванны воды, почувствовал кожей ее приятное мокрое тепло и только через секунду заорал во все горло: «Эврика!» Гениальные идеи, как правило, оформляются в конкретную форму целиком и сразу. Так, великий химик Дмитрий Иванович Менделеев увидел во сне свою знаменитую периодическую систему сразу в законченном виде, от первой до последней клеточки, будто кто-то нарисовал ее специально для него.

Едва успел Костя, подобно упомянутым гениям прозрения, мысленно воскликнуть «эврика», как в голове мгновенно оформился план сложнейшей, многоступенчатой и беспардонно наглой аферы.

Дослушав лепетание шефа о том, что «нельзя сбрасывать со счетов достижения науки, нужно сделать возможное и невозможное, использовать любой шанс, затратить любые средства…», Костя откашлялся и попросил слова.

Сразу, с ходу, он горячо поддержал идею с клонированием (глаза у силовика с финансистом чуть не вылезли из орбит), напомнил о некоторой своей причастности к науке химии, а также поведал о старом знакомстве с «одним известным биохимиком, которому не чужда интересующая нас проблема». До предела напрягая эрудицию, Костя заострил внимание на этико-религиозных и правовых дискуссиях вокруг проблемы создания двойников, биологических копий, или, иначе говоря, клонов человека. Мировая общественность воспринимает возможность дублирования отдельных личностей без особого энтузиазма, а посему Константин Николаевич выражает опасение в целесообразности открыто начинать работы в данной области.

Говорил он, как и всегда, красиво и складно, изящно обходил формулировки типа «клон Евграфовой» и ту простую истину, что даже если бы жену шефа удалось клонировать, ее двойник вышел бы из чрева суррогатной матери грудным ребенком. Биологически идентичное оригиналу, по сути это будет другое человеческое существо.

Евграфов слушал внимательно, очень внимательно. По мере проистекания пространной Костиной речи, лицо его светлело, в глазах все чаще и чаще вспыхивали лихорадочные огоньки. Костя щедрой рукой дарил ему надежду и той же рукой решительно рубил сук, на котором сидел, поскольку по крайней мере двое – финансист и силовик (секретарь Вова сохранял невозмутимо-непроницаемое лицо), быстро оправившись от легкого шока, поняли тонкую и бессовестную игру юноши на заповедных струнках больной души господина Евграфова.

Однако открыто воспрепятствовать Косте старые соратники Графа не могли, понимая, что патрон сейчас в том больном состоянии, когда «и сам обманываться рад». Но допустить, чтобы малость тронувшегося от горя главу фирмы откровенно дурачил какой-то молокосос, они тоже не могли. Молокососа нужно было срочно сажать под колпак!

Когда Костя завел речь о создании полуподпольной научной лаборатории, имеющей целью воскрешение покалеченного организма Евграфовой из одной-двух здоровых клеток, и когда хозяин дал «добро», оговорившись, что «с деньгами проблем не будет», слово взял финансист.

Глядя куда-то в сторону, Пауков попросил шефа доверить ему, как человеку, ведающему денежными средствами, материальное обеспечение создаваемой лаборатории. Все остальное, как-то: подбор кадров, составление смет текущих расходов, закупку оборудования, – хитрый Пауков предложил возложить на Константина Николаевича.

Евграфов согласился. Выбор был определен, задачи поставлены, мосты сожжены.

От Кости требовалась еще одна пустяковая мелочь – представить пред сверкающие очи Евграфова научного руководителя будущей лаборатории.

Это было просто. В тот же вечер Костя связался с бандитом по кличке Липа, старинным знакомым по вещевому рынку. Давно, казалось, столетия назад, а на самом же деле пару лет назад Липа опустил Костю на солидную сумму, но расстались они, как ни странно, по-приятельски. Не смешивали бизнес с человеческими взаимоотношениями. Костя ловчил, пытался, в свою очередь, кинуть рэкетира Липу, силился нарушить не им заведенные неписаные правила. Но Липа взял его за задницу, и Костя покорно рассчитался за свой просчет.

Липу он отыскал по тому же давнишнему адресу. За эти годы залетный рэкетир так и не поднялся выше своего прошлого уровня. По мелочи щипал частников на рынках силами двух мобильных бригад братков, до сих пор жил в Москве без прописки и втайне мечтал поскорее скопить денег, чтобы героем вернуться в родной город Быхов.

Не вдаваясь в детали, Костя отстегнул Липе штуку баксов и заказал наезд на химика по прозвищу Мышонок. Смысл наезда – шантаж. Липа должен был сказать, что знает «про Глюка» и попросить за молчание десять штук.