Помилованные бедой - Эльмира Нетесова Страница 18

Вспомнилось и другое… Тот парнишка никак не хотел служить в армии, прикидывался дураком везде, особо старался в людных местах. Порой игра в дебила удавалась. И военкомат направил парня на обследование к специалистам. Попал он к Таисии Тимофеевне.

— Здравствуй, Вова! — подошла к парню. Тот, увидев ее, мигом приспустил штаны и обмочил халат. При этом корчил рожи, показывал язык и хрюкал. Краем глаза наблюдал, какое впечатление произвели его проделки. — А еще что умеем? — спросила она.

Парнишку за такое всегда ругали. Эта женщина глазом не моргнула. Взяла за плечо, повернула к свету, заглянула в глаза, почувствовала нервную дрожь. Нет, она не была признаком надвигающегося припадка. Вова выдал свой страх.

— Присядь на кушетку, — попросила его.

Вова упал на пол, задергался, завизжал, бился головой об пол. Таисия Тимофеевна спокойно наблюдала, ждала, когда Вова устанет кривляться. Тот изображал из себя задыхающегося, но никто не спешил к нему с водой, не пытались удержать и связать. На парня перестали обращать внимание, и это его удивило. Он стал стихать, притворяясь засыпающим.

— Хватит, Володя! Прекращай симулировать! Ты хорошо играешь в дурака! Талантливый актер в тебе пропадает. Во всем остальном недостаток знаний подвел. Это тебя выдало с головой. Кончай ломаться. Садись сюда, я кое-что хочу тебе объяснить.

Вова по-жабьи вытаращился, отскочил к стене и, став на четвереньки, залаял на врача.

— Ах ты, негодный!

Подошла к парню, схватила его за ухо и подвела к кушетке.

— Теперь слушай! Клеймо дурака в документах испортит 'тебе жизнь вконец. С ним ты никогда не получишь высшее образование, тебя попросту никуда не примут. Не будешь иметь машину. ГАИ права не даст. Нигде не возьмут на работу. Даже твой брак в ЗАГСе не зарегистрируют. У тебя не станет будущего. Никто не захочет иметь с тобой деловые отношения. Захочешь начать дело и получить ссуду в банке, не дадут из-за клейма дурака. Короче, сам себе всю жизнь испортишь навсегда. И тот, кто эту печать получит, до конца жизни от нее не избавится. Сколько раз пожалеешь о дне сегодняшнем и проклянешь его! Ты не первый, кто попал к нам на обследование по этой причине. Дело твое. Но помни, даже родной ребенок будет сторониться и стыдиться назвать тебя отцом. Ты сам себя лишишь всех радостей и горько пожалеешь о совершенной глупости. Мне за тебя не жить. Но задуматься тебе стоит. Сегодняшняя ошибка станет роковой. Ты не сможешь быть хозяином дома, главой семьи, над тобой всегда и всюду будут опекуны. Средь них хватает подлецов и дураков. Но у них в документах нет печати. Даже деньги, заработанные тобой, сам не потратишь. Тебе их не выдадут. Понял? А любой

недоброжелатель сможет и подставить… Короче, думай до утра. А завтра скажешь, что решил.

Вова сидел притихший, оглушенный. Он и предположить не мог всего, что услышал.

Какое там ожидание до утра! Через час попросил свои документы и навсегда ушел из больницы.

Таисия Тимофеевна забыла о нем. Да и немудрено. Ведь прошли годы. Возвращалась с дачи уже в сумерках, а тут машина навстречу. Остановилась рядом, из нее мужчина вышел. Поздоровался, предложил подвезти.

— Денег у меня нет! — тихо призналась женщина.

— Таисия Тимофеевна! Это я ваш должник! Или не узнали Вову? — скорчил козью морду.

— Не припомню. У меня с такими физиономиями пять палат. За годы столько людей поменялось. Разве всех вспомню?

И тогда Вова напомнил, как хотел избежать службы в армии.

— Ну, теперь вспомнила! Как судьба сложилась?

Вова, вернувшись памятью в прошлое, рассмеялся:

— А ведь и впрямь дураком был.

— Отслужил в армии?

— Да, в Сибири! Все два года. Там женился. Уехал на службу один, вернулись втроем. Сын уже в школу собирается, дочка — в садике.

— В квартире живете?

— Нет! В коттедже! Места всем хватает. Три этажа.

— А где работаешь?

— В ГАИ! Вы все угадали еще тогда! Спасибо вам, что вовремя остановили.

— Владимир, а кто психушку подсказал?

— Родня! Хорошо, что не послушал их…

В психоневрологической больнице случалось всякое. Удивить врачей, казалось, было нечем. Разве только практикантов, едва переступивших порог больницы. Они потом долго смеялись, вспоминая свое трудовое начало. Оно и немудрено. Вчера опять привезли бабу-уголовницу, решили обследовать перед судом. Юрий Гаврилович Бронников определил ее к Ивану Петухову. Озорно улыбаясь, позвал врача и сказал ему:

— Больную сейчас приведут санитары. Ее обследовать нужно. Она подследственная… Будьте внимательны. Эти бабы непредсказуемы.

Два санитара тащили в палату Гальку. Идти самостоятельно наотрез отказалась. Сидела на земле у ворот больницы в позе Будды с победным видом. Дескать, из машины вы меня вытащили, дальше — кишка тонка.

— Слушай, баба, добром прошу, встань, иди сама, — просил ее санитар.

— Вот если б в кабак фаловал, другое дело! Я б тебя, сушеную гниду, даже под крендель взяла. В лобок зацеловала б докрасна! А тут куда заманиваешь, твою мать? Чтоб там тянуть на халяву? Не проскочит такой фокстрот. Рыло сверну, коль силком попытаешься взять! Не пойду в психушку, хоть на куски порви!

— Дура! Да ты сюда ненадолго! День-другой, и отвалишь! Л в больнице у нас лучше, чем у других. Нажрешься, отмоешься, выспишься. Никому ты не нужна, корова яловая! Еще спасибо будешь говорить за отдых. В тюремной камере зачахнешь. У нас сил наберешься! — уговаривал бабу санитар.

Та привстала, задрав юбку, заголила задницу и, звонко хлопнув себя по ягодице, сказала:

— Ее надуришь, меня — нет! Иди ты в жопу, облезлый хряк! Видала я всех вас в транде!

— Ну, смотри! Сама виновата!

Санитар подскочил, закрутил Гальке руки за спину, пнул коленом в толстый зад и, пригнув бабу носом к земле, скомандовал громко:

— Вперед, лядащая! Косорылая хварья! Давай шустри без остановок, сучье семя! Не хрен выступать. И не таких обламывали!

— Ты, козел, потише! Не то, коль меня достанешь, сам тонким голосом взвоешь! Доперло иль нет? Не гони взашей, кобель вонючий! — верещала баба по пути, но санитар не любил, когда его обзывали и унижали. Пригрозил Гальке, посоветовал заткнуться, та, наоборот, раздухарилась: — Голыми руками яйца тебе вырву, вот только руки освобожу! В сиськах задушу насмерть. Горбатым оставлю падлу! Задушу меж ног. Тыкву оторву! Я тебя из лап не выпущу, покуда не урою! Мандавошка блядский! Ты у меня меж ног налижешься!

— Что?! Ах ты, курва недобитая! — Задрал руки к голове, Галька взвыла от боли. Очередной пинок был прицельным.

Баба упала, ткнувшись носом в дверь. Но ее грубо сорвали: — Валяй шустрее, телка! Хватит валяться. Крыть тебя здесь некому и некогда!