Час волкодава - Михаил Зайцев Страница 17

– В кофидофи, – услужливо подсказал Череп.

– Где?

– В колидофе, – старательно повторил Череп.

– В коридоре, понял. – Лихо засунув пистолет за пояс, Миша поспешил к выходу.

Настроение у Чумакова сделалось прекрасным, просто великолепным. Здорово почувствовать себя под покровительством и защитой самого настоящего супермена. Пусть это и самообман, все равно здорово! Отличная идея – содрать с бандитов штраф в размере десяти тысяч. Опускать, так по полной программе. Один черт – захотят бандиты отомстить Мише, когда Сан Саныч «растворится в тумане», все одно отомстят. Терять Мише нечего. Но он не боялся бандитской мести. Как там говорил Сан Саныч? «Они постараются забыть вас, доктор, как страшный сон». Черт побери, а ведь скорее всего прав Сан Саныч!

– Буду им во сне в кошмарах являться, гадам, – усмехнулся Миша, запирая желтую дверь на замок. – Будут знать, как наезжать на простой народ. Еще бы тех сволочей, что зимой мне челюсть сломали, угонщиков-уголовников, найти да наказать, вот было бы счастье!

Мечтая о вселенской справедливости, Миша отыскал клозет – тесную кабинку с грязной раковиной и журчащим пахучим унитазом.

Первым делом Миша ловко разобрал пистолет, что совсем неудивительно. Любой наш мужик, за редким исключением, имеет опыт общения с пистолетом Макарова и автоматом Калашникова. Бросая в очко унитаза пружинки, скобы, патроны и обойму, Чумаков злорадно улыбался. «Пущай теперь гады покопаются в дерьме! А мне пора о здоровье подумать... Вот чертовщина какая! Опять Волкодав проводит допрос, а я в это время опять принимаю водные процедуры. История повторяется, блин!..» Холодная вода с запахом ржавчины охладила разгоряченное лицо. Кровь из разбитого носа долго не хотела останавливаться. Борясь с кровотечением, Миша проторчал в грязном сортире минут десять. Наконец из ноздрей перестала сочиться бледно-розовая жижа. Чумаков насухо вытерся, пригладил взъерошенные волосы и пошел обратно. Спина выпрямлена, подбородок вздернут. Победитель, гроза и ужас бандитов.

Войдя в зал, Миша моментально утратил горделиво-парадную осанку.

– Что тут произошло?

– Все нормально, Михаил Викторович. Будьте любезны, замотайте мне чем-нибудь предплечье.

Предплечье правой, прежде здоровой руки атлета пересекла ярко-красная глубокая борозда. А поперек стойки бара лежал бесчувственный Макарыч. У ног Сан Саныча валялся Череп. Из раны на голове Черепа сочилась кровь. Когда Миша уходил закрывать дверь и умываться, некоторые бандиты на полу слабо шевелились, как раки в кипятке, и постанывали еле слышно. Теперь же братишки в спортивной форме лежали молчком. Доктор Чумаков наметанным глазом определил – симулируют. Многие пришли в себя, но боятся двинуться, показать собственную дееспособность. И только Креветка сидел в углу на корточках, сжав в кулачишке потрепанную кипу банкнот. Рожица последнего «живого» аборигена «Трех семерок» из мертвенно-бледной стала пунцовой с фиолетовым оттенком.

«Давление у наркомана скакнуло, – понял Миша. – Пульс у него сейчас под двести. И давление верхнее двести двадцать – двести сорок. Как бы не окочурился от страха...»

– Чего случилось-то, Сан Саныч? – Посмотрев по сторонам, Миша выбрал «жертву» – бандита в относительно чистой футболке под адидасовской курткой, подошел к старательно имитирующему глубокий обморок братку, нагнулся, разорвал футболку у него на груди.

– Накладочка произошла, – ответил Сан Саныч, придирчиво рассматривая раненое предплечье. – Макарыч очнулся. Он пьяный, можно сказать – под анестезией... Да что я вам объясняю, сами знаете – пьяному море по колено и все травмы по фигу... Очнулся, выгребся из-под горы битого стекла, схватил «розочку», прыг на ноги и давай размахивать осколком бутылочного горлышка. Пришлось Черепа грубо уронить на пол. Иначе Макарыч нечаянно полоснул бы ему стеклом по сонной артерии. Спасая Черепа, заработал порез предплечья. Обиделся я на Макарыча очень. Посмотрите, доктор, он как – живой или нет?

– Посмотрю, но сначала руку вам перебинтую.

Оторвав от чужой футболки лоскут, Миша разыскал за стойкой бара чудом уцелевшую чекушку водки. Заодно пощупал пульс бармену. Нормально, жить будет. И вообще, надо отметить, при всей крутости разборки Сан Саныч умудрился особо серьезно никого не травмировать. «Не нужно ему следы для легавых оставлять, – давно догадался Миша. – Не к чему Волкодаву оставлять за собою трупы».

Повезло Сан Санычу и с Макарычем. Жив курилка. Алкоголика-десантника в отставке Чумаков осмотрел сразу после того, как замотал порез на руке у Сан Саныча, предварительно обильно побрызгав рваное мясо водкой. Макарыча Сан Саныч не иначе схватил за загривок и от души приложил мордой об стойку. Нос всмятку. Губы разбиты, лоб в крови. Догадается обратиться к врачу, пожаловаться, что навернулся пьяной мордой об асфальт, – выживет. Не догадается, начнет лечить сотрясение мозга спиртным – загнется. И доктору Чумакову его ничуть не жалко.

– Что ж, доктор, сдается мне, пора и честь знать. – Сан Саныч поправил сделанную Чумаковым повязку, едва заметно поморщился. – В гостях хорошо, а дома лучше... Креветка! К ноге! Быс-с-стро!!!

Юный бандюшонок действительно, как собака, согнувшись в три погибели, чуть ли не на четвереньках, моментально подскочил «к ноге». Одно слово, и он начнет лизать Сан Санычу сапоги. Верный раб у ног нового хозяина, готовый резать глотки старым друзьям, счастливый от того, что, однажды стукнувшись башкой о стенку, более с Сан Санычем не конфликтовал.

– Собрал деньги?

– Вот все, чего нашел. – Креветка протянул Сан Санычу мятые баксы.

– Сколько тут?

– Восемьсот тридцать два доллара, тыща триста один рубель...

– Всего?!!

– Бля буду, нету больше. Вот еще, возьмите, рыжье с них поснимал. Вот цепуги золотые, перстни, много, возьмите...

– Ладно, так и быть, давай сюда, зачту в счет долга, остальное спишу на удовольствие! Приятно было вас, скотов, метелить. Люблю это дело... Ты вот чего, Креветка, как мы уйдем, сразу свяжись с Красавчиком.

– Дык, это... это самое, бля... Звонили уже. Вернулись от доктора и позвонили, бля. Раньше Красавчик, сука, бля рваная, номер свой телефонный, по типу, хер кому давал, ссун поганый, бля, а вчера Череп с него телефон, бля, вытряс, и сегодня, бля, приехали битые, позвонили, сказали, бля, ему, какая он сука позорная...

– Это хорошо, что у вас есть на него выход. Сказал бы, что не знаешь, как отыскать Красавчика, я бы обиделся. Позвонили ему, рассказали, как вас по стенкам размазали дома у доктора, – тоже хорошо. Позвонишь еще раз, расскажешь, как с подачи Красавчика «малину» отбомбили, усек?

– Усек, бля, сделаю, бля буду. Скажете, и сейчас могу Красавчика напрячь...

– Я сказал: когда мы уйдем! Понял?! Растолкуешь Красавчику еще раз, как он не прав. Все слышали? – Сан Саныч повысил голос. – Можете и дальше придуриваться мертвыми. Все равно знаю – все слышали! Все претензии за разбитые хари – Красавчику, уяснили?! Он дал вам, «шестеркам», гнилую наколку, с ним дальше и разбирайтесь, шакалы... И последнее... Ежели, не дай бог, доктора завтра толкнет на улице какой оборванец и Михаил Викторович, нечаянно споткнувшись, упадет и ушибется, запомните – отвечать будете вы! Впредь, кто бы ни задел Михаила Викторовича – спрошу все равно с вас. Молитесь, «шестерки», чтобы доктор случайно не споткнулся. В следующий раз приедем с друзьями и заставим собственные кишки жрать. Друзья у нас с доктором не такие ласковые да покладистые, как мы. Считайте, повезло вам сегодня, что мы пришли вдвоем. Вы и представить себе не можете, как вам повезло, «шестерки»... Ладно, пойдемте, Михаил Викторович, надоело мне здесь, блевать тянет от этих рож поганых, трусов несчастных. Уважаю крутых, подкрученных ненавижу!