В прицеле - Олимпиада - Максим Шахов Страница 15

Ночной город выглядел с высоты сотни метров бушующим огненным морем. В застекленной кабинке колеса обозрения или, как его называют, «Лондонского глаза», находились двое мужчин.

В том, что постарше, глаз опытного журналиста сразу распознал бы бывшего российского олигарха Бориса Октябриновича Гореславского. Сам Борис Октябринович предпочитал, чтобы его называли сокращенно — господин БОГ. Второй, помоложе, был менее известен широкой публике. Он занимал пост помощника секретаря ООН по вопросам защиты детей в вооруженных конфликтах. Звали его Усамой бен Масихом. Работу в солидной международной организации господин бен Масих совмещал с хлопотной общественной нагрузкой — он был вождем псевдоисламской террористической группировки «Аль-Накба».

Кабинка медленно, с остановками, перемещалась вверх. На передвижном столике стояла открытая бутылка дешевого шампанского, которая прилагалась к VIP-аттракциону и входила в его стоимость. Мужчины, не обращая внимания на пойло, вели неторопливый разговор. Бен Масих еще не разучился говорить по-русски, поэтому беседа шла на языке Толстого и Достоевского.

— Куда катится этот мир? — вопрошал господин бен Масих. — Парковка обходится в десять долларов за час! Представляю, сколько стоит наше катание на этом дурацком колесе.

Гореславский пожал плечами:

— Выбирать не приходится. Только здесь, пожалуй, еще можно спокойно поговорить. По-моему, нас приняли за пару новобрачных гомосексуалистов.

Бен Масих вспыхнул, его лицо залила краска негодования, но Борис Октябринович продолжал как ни в чем не бывало:

— А аттракцион стоит недорого, долларов двести двадцать — двести тридцать. Но в целях конспирации мне пришлось делать заказ через русское туристическое агентство. Так эти бандиты содрали с меня тысячу евро. Надо будет занести им в офис небольшой презент — бомбу с часовым механизмом. Но это позже, чтобы никому в голову не пришло связать это с моим заказом… — Он мечтательно застыл у края бездны. — Когда-нибудь мы взорвем это дурацкое колесо. Чтобы оно упало прямо в Темзу. Надо только, чтобы в этот момент на нем было побольше народа. Представляешь, какие брызги поднимутся?!

Он радостно, совсем по-детски рассмеялся. Но его собеседник оставался мрачен и хмур. Борис Октябринович смерил его пренебрежительным взглядом.

— Так ты говоришь, у нас неприятности?

— Неприятности? — Бен Масих грязно выругался. — Я бы назвал это разгромом. Они накрыли практически все наши боевые группы и склады. В Европе, в Америке, в Японии. Даже лагерь талибов на границе с Пакистаном. Спаслись только несколько человек. Боюсь, один из них мог оказаться предателем.

Гореславский пошевелил сцепленными за спиной пальцами рук.

— То, что все налеты на наши объекты произошли одновременно, безусловно, свидетельствует об утечке информации. Говоришь, предатель мог оказаться среди спасшихся? Ерунда! Каждый из них знал очень немного, только то, что касалось их собственных групп. Нет, сдать всех и сразу мог только кто-то из твоего непосредственного окружения.

Бен Масих обескураженно покрутил головой:

— Не может быть, все они проверенные люди!

— Плохо проверял! — с неожиданной яростью рявкнул вдруг Гореславский. — Сколько их у тебя?

— Пятеро, — неуверенно протянул бен Масих. — И я ручаюсь за каждого.

Гореславский едва сдерживал гнев.

— Тебя я не подозреваю… пока не подозреваю! И скажи за это спасибо. А своих помощничков немедленно бери в работу. Один из них — враг. На нем кровь наших братьев.

Кабинка теперь шла вниз. Бен Масих все еще не мог смириться с необходимостью уничтожить собственный штаб.

— Но если один предатель, то четверо других…

— У меня нет времени выяснять это! — перебил его Борис Октябринович. — Возможно, твой стукач уже сдал и нас с тобой. Мы тут болтаем, а внизу уже ждут с наручниками.

Бен Масих замялся:

— Но у нас нет ни пентотала, ни скополамина. Все запасы захвачены полицией.

Гореславский наклонился к собеседнику и зашипел, брызгая слюной ему в лицо:

— А топор у тебя есть? Пила, молоток, плоскогубцы? Как же в старину без пентотала и скополамина обходились? В инквизиции, в Чека, в гестапо? Так что иди и работай. И доложи как можно скорее. Твою главную базу на острове, надеюсь, не тронули?

Бен Масих не смог сдержать самодовольной ухмылки.

— Руки коротки. Мой остров — территория под юрисдикцией ООН. Но все остальное… Вах! Такие убытки… люди, оружие…

— Не хнычь, — Гореславский похлопал собеседника по плечу. — Это не убытки, это расходы. Людей наберем, оружие купим. К тому же в наших лабораториях разработано взрывчатое вещество нового типа.

Господин бен Масих воспрял духом. Он выпрямился и, казалось, стал выше ростом. Наконец он набрался храбрости, чтобы задать главный вопрос.

— А что говорит ад-Даджал? — осторожно спросил он.

Борис Октябринович ответил не сразу. Сначала подумал — стоит ли. Потом решил, что можно посвятить верного помощника в сокровенную тайну.

— Мудрый ад-Даджал считает, что здесь оскорблена его честь. Мы должны нанести ответный удар. И он будет страшным.

Бен Масих слушал, затаив дыхание. Его глаза горели огнем восторга.

Гореславский продолжал:

— Долгое время мы ограничивались тем, что взрывали грязное быдло в метро, поездах, самолетах. Но теперь мы пойдем другим путем.

Бен Масих удивленно приподнял брови:

— Вах! Неужели мы перестанем взрывать этих баранов?

Борис Октябринович усмехнулся:

— Нет, зачем же? Наоборот, мы усилим нашу борьбу. Стадо надо держать в страхе, и мы будем продолжать начатое с удвоенной энергией. Но кроме этих ничтожных пора побеспокоить и других — тех, кто ездит в лимузинах с кортежами и летает на персональных самолетах. Вельмож, которые возомнили себя хозяевами этого мира. Следует напомнить им, что они — такие же ничтожества, как и те, кто их выбирает и выдвигает во власть. По ним мы и ударим. Это потрясет низы, они будут деморализованы, и мы легко погрузим весь мир в хаос. Это будет конец света. Мы их всех трахнем!