Убить зверя - Виталий Гладкий Страница 15

Короткое таежное лето неторопливо сдавало свои полномочия сухой солнечной осени. На дворе стояла та благословенная пора, которую в средней полосе России называют "бабьим летом"; но с одним отличием – календарь показывал всего лишь конец августа. Таежный кордон постепенно покрывался недолговечной позолотой, река вдруг стала черно-прозрачной, открывая как человеческому, так и звериному взору всю свою глубь, до самого дна, где мельтешили рыбьи косячки. Несмотря на внешнее спокойствие и жаркое, почти летнее томление, пульс тайги бился лихорадочно быстро, все ускоряя и ускоряя свой ритм по мере приближения холодов. Вся летающая, бегающая и плавающая живность торопилась нагулять жирок перед долгой зимой…

Детеныш рыси визжал и царапался, будто в него вселился сам бес. Подросток нашел звереныша в дупле сосны, что росла над распадком у скал. Похоже, его несчастная мать попала в медвежьи лапы – юный охотник наткнулся возле речного переката на пятна свежей крови и клочья рысьей шерсти. Он даже подозревал, кто задрал самку. В этом районе околачивался старый злобный медведь, которого отец подростка прозвал Кощеем. Из-за преклонных лет зверь охотился редко и почти всегда неудачно. А потому он больше налегал на грибы, ягоды и рыбу. И свои охотничьи угодья защищал с не меньшей ретивостью и яростью, чем его сказочный тезка сундук, где хранилось яйцо с иголкой, несущей Кощею смерть.

– Егорша! Его-орша-а! Завтракать…

Голос матери заставил подростка закончить сражение с непокорным зверенышем быстро и решительно: больно щелкнув его по носу, он зашвырнул на мгновение ослепшего и потерявшего ориентацию малыша в клетку и тщательно запер за ним решетчатую дверку.

– Нашел себе забаву… – ворчала мать, накладывая в миску пшенной каши. – В прошлом году волчонка с перебитой лапой выхаживал, нынче с рысью возится. А между прочим скоро дети в школу пойдут, – тут она бросила осуждающий взгляд в сторону невозмутимо орудующего деревянной ложкой отца.

– Ну дак… это… – отец смущенно опустил глаза.

Он чувствовал себя виноватым еще с той поры, когда согласился стать егерем на северном кордоне заказника. Ближайшая деревня – а значит и школа – находилась на расстоянии в полсотни верст, но до нее можно было добраться более-менее свободно лишь по зимнику. Так и остался бы Егорша неучем, не случись счастливой оказии. Один из учителей, бывший политический зэк и ссыльнопоселенец, наконец оттрубил свои двадцать пять и ему позволили выехать в центральную часть страны. Он и оставил отцу Егорши, с которым был в дружеских отношениях, всю свою, достаточно большую, как по сибирским меркам, библиотеку – около пятидесяти книг – в том числе и учебники. И теперь подросток грыз гранит науки самостоятельно, лишь изредка наезжая в деревенскую школу для консультаций и чтобы сдать экзамены. Учеба давалась ему легко, но Егорше гораздо больше нравилось бродить с ружьем по тайге. Из-за этого ему доставалось от матери почти каждый день.

– Так я пойду… – Егорша вопросительно смотрел на отца.

– Ну, в общем, чего ж… – кивнул тот в знак согласия, старательно избегая встретиться взглядом с женой.

– Опять!? – возмутилась мать. – Сколько можно без толку шляться по тайге? Сено еще в валках, дрова на зиму не напилены…

– Зима скоро… – угрюмо бубнил отец.

– Так и я об этом. Пусть лучше делом каким-нибудь займется.

– Тепло уходит. Последние деньки… – долдонил свое егерь. – В тайге сейчас красиво. А заодно и солонцы по оленьим кормушкам разложит.

– Тебя не переспоришь, – мать хлопнула в сердцах дверью и пошла доить корову.

Отец с хитринкой подмигнул Егорше, и подросток помчался, сломя голову, собирать походный вещмешок…

Сегодня ему позволили взять с собой не только видавшую виды берданку, но и охотничьего пса, которого звали Лешак. Он мало походил на привычную подругу таежника-промысловика шуструю и жизнерадостную лайку. Скорее наоборот – Лешак всеми своими повадками и замашками был вылитый волк, только имел более темный окрас, широкую грудь и неподвижные, почти немигающие глаза. Весьма серьезные глаза.

Иногда Егорше становилось даже немного жутковато, когда он ловил на себе взгляд Лешака. Но при всем том пес не имел себе равных по части охоты на любую дичь – от пернатых до копытных. Особенно хорошо Лешак брал свежий след. Верховое чутье у него было развито слабее, и временами Егорше казалось, что псом руководит не столько отменно развитый нюх, а элементарный жизненный опыт. С Лешаком обычно охотился отец. С ним он совершал и служебные обходы подведомственной ему территории. Егорша брал в тайгу Белку, очень старую лайку, засыпающую едва не на ходу. Чтобы подбодрить ее и вынудить работать, подросток пускался на разные хитрости, в том числе и подмешивал в питье немного водки. У них был еще один пес, Рыжик, но ему только исполнилось восемь месяцев и он занимался в основном тем, что путался под ногами и совершал мелкие собачьи пакости.

Егорша вышел за пределы заказника возле Чертовых ворот – двух столбообразных скал, между которыми бежал бурный ручей. Самое интересное заключалось в том, что ручей вытекал прямо из горы в двухстах метрах от Чертовых ворот, и почти сразу же за ними исчезал, проваливаясь в бездонный колодец. Это место было конечным пунктом подростка. Еще совсем недавно натиравший плечи, а теперь освобожденный от похожих на крупную белую гальку солонцов вещевой мешок стал подстилкой, и Егорша, блаженно щурясь на неяркое солнце, заглядывающее под древесную крону, стал жадно есть свой обед – кусок ржаного хлеба, сало, лук, запивая молоком прямо из старинной литровой бутылки с какими-то вензелями на темнокоричневом стекле. Лешак лежал чуть поодаль, делая вид, что его вовсе не интересуют гастрономические упражнения молодого хозяина. Он был приучен получать свой основной паек вечером или в конце охоты.

Неожиданно Лешак резко встал. Егорша с недоумением посмотрел в его сторону – и поразился перемене, произошедшей прямо на глазах. Еще минуту назад пес мирно подремывал, а теперь он был как туго натянутая струна. Время от времени беззвучно обнажая достаточно внушительные клыки, Лешак не отрываясь глядел на едва приметную тропинку, по которой они совсем недавно вышли к Чертовым воротам.

– Что там, Лешак? – встревожено спросил Егорша, будто пес мог говорить.

Лешак повернул свою лобастую голову к подростку только на миг. Но и этого было достаточно, чтобы испугаться – в налитых кровью глазах пса полыхала свирепость дикого зверя.

И только теперь Егорша наконец услышал то, что заставило подняться верного пса.

По тропинке шли люди. Похоже, они были не приучены ходить в тайге, а потому все их ухищрения не делать лишнего шума пропадали зря. Сколько их было, Егорша определить не мог, но и посчитать при личной встрече не торопился. Он родился на кордоне и с молоком матери впитал простую истину: самый опасный в тайге зверь – человек.

Подросток, подозвав шепотом пса, поторопился скрыться в кустарнике.

Спустя десять-пятнадцать минут к Чертовым воротам стали походить одетые в серое люди. Их оказалось четверо. По крайней мере, столько сумел насчитать Егорша. Присмотревшись к ним, подросток почувствовал непреодолимое желание вскочить на ноги и улепетывать отсюда, куда глаза глядят. Это были беглые заключенные. И в руках они держали оружие.