Месть и закон - Михаил Нестеров Страница 14

Белоногов ответил натянутой улыбкой.

Друг к другу они могли испытывать любые чувства, но на этапе подготовки и проведения операции все бойцы отряда были одной командой. Невозможно хоть сколько-нибудь дать определение такому состоянию, можно лишь провести параллель или сравнить, например, с обычным силовым подразделением специального назначения. И там среди бойцов не существует пресловутой идиллии. Когда идут на задание – да, происходит единение, каждый надеется на себя и товарища. Известны лишь редчайшие случаи, когда по причине лютой ненависти в бою кто-то получал пулю в спину. Но и это можно объяснить расстройством нервной системы, психозом и тому подобными вещами. Критических ситуаций можно избежать, существуют довольно действенные способы, когда командир или кто-то из товарищей вовремя докладывает начальству о зарождающейся ненависти и участившихся нервных срывах. Такое случается оттого, что бойцы в основном живут ожиданием, а на операциях ходят рука об руку со смертью.

Продолжая улыбаться и покачивая головой, Сергей двигался чуть позади командира и поравнялся с ним, ступив на широкую аллею.

Белоногов придавал состоявшемуся разговору с командиром гораздо большее значение, чем сам Олег.

Шустов был более опытен, хотя знал наверняка, что беседа не принесет положительных результатов. Но указать на слабые места товарища Шустов был обязан. Да, он мог бы попросить Рожнова убрать Сергея из отряда. Но не сделал этого потому, что Белоногов был нужен ему: Сергей благодаря своему характеру и, главное, молодости играл в отряде роль своеобразного буфера.

К тому же вся ответственность за него лежала на Шустове, так как это он предложил Рожнову кандидатуру Белоногова. Он не услышал от полковника возражений – подбирать команду и работать с ней предстояло именно Шустову, несмотря на то, что Костерина, к примеру, нашел сам Михаил Константинович. А в случае провала никто не будет искать виноватых. Бойцы спецгруппы «Ноль» не имели права на провал; что будет, если они вдруг потерпят фиаско, – никто старался об этом не думать.

Шустов сел в машину, окинув Сергея ироничным взглядом: «Борец за идею...» – и в который раз покачал головой.

Белоногов не смотрел на командира, иначе бы разглядел откровенную насмешку в выражении его лица. Он ждал, когда Олег заведет двигатель и тронется с места, но командир сидел за рулем, бросая иногда взгляд на часы.

Прошло пять минут, и Сергей понял причину, по которой Олег медлил: позади скрипнули тормоза, задняя дверца подъехавшей машины открылась, и в салон протиснулись Андрей Яцкевич и еще один опытный боец отряда Норик Оганесян.

Белоногов бросил на командира осуждающий взгляд: «Коллективное воспитание...» И вслух добавил:

– Зачем ты так, Олег?

Вместо Шустова полушутливой фразой ответил Оганесян:

– Надо, Серый, надо.

– Значит, вы за моей спиной...

– А ты как думал? – перебил его Яцкевич. – Мы играем во взрослые игры. А к любой игре надо относиться серьезно. Я не хочу, чтобы в один прекрасный момент кто-то не прикрыл мне спину, пустив слюни.

– Все, я ухожу из отряда! – вспылил Сергей.

– Сначала выйди из машины.

Белоногов резко повернулся в кресле и ожег Яцкевича взглядом. Пальцы его сжались в кулак.

– А ты не хочешь выйти со мной?

– Пошли! – Яцкевич схватился за ручку дверцы.

– Закончили! – осадил их Шустов. – Сидите на месте!

– А чего он?.. – у Сергея не хватило слов. Невольно его нижняя губа выдвинулась, выражая детскую обиду.

– Яцек прав, – жестко произнес Олег. – Тебе надо учиться у него. У Норика, Тимофея. Убей в себе жалость, Серега.

– Ладно, – Белоногов постарался взять себя в руки. Он достал пачку «Мальборо», зачем-то размял сигарету. – Скажите мне, в чем я не прав? В том, что проникся сочувствием к женщине, у которой убили сына, свалили на него вину за убийство девочки? Это преступление?

– Это называется слабостью, – ответил Оганесян. – У меня такое чувство, что ты говоришь под чью-то диктовку, это не твои слова. Мне интересно, почему ты поверил ей.

– Да потому, что говорил с ней, видел ее глаза.

– О-о... – протянул Яцкевич, – Толстой взялся за старое. Тебе двадцать три года, а говоришь, как старый пердун. Тут без закаливания не обойтись. А ну-ка, давай со мной. – Он решительно вышел из машины, успокаивающе кивнув Олегу. Оганесян, поморщившись, остался на месте.

Они отошли к воротам сада.

У Яцкевича было одно, несомненно, положительное качество: во время разговора он мог, не мигая, долго смотреть на собеседника. Сергея всегда удивляло, что его глаза от этого не высыхали.

Андрей был на пять лет старше Белоногова, немного пониже, но шире в плечах. Как и командир, Яцкевич носил усы.

– Знаешь, – начал Андрей, – я не люблю выражений, которые ты употребляешь. Но дело не в этом. Я хочу рассказать тебе одну историю, которую где-то вычитал. На Востоке булатные клинки полагалось закаливать в теле сильного рыжеволосого раба. Это одна версия. Другая гласит, что охлаждать клинок следует в ослиной моче. Какой вариант тебя больше устраивает?

Сергей промолчал, гоняя желваки. Он всегда завидовал Яцкевичу, его выдержке, умению разговаривать, не впитывая в себя настроение окружающих.

Андрей был вспыльчивым, умел настоять на своем.

Но в некоторых случаях находил в себе силы отступить от собственного мнения, если чувствовал, что его позиция слабее. Это тоже положительное качество.

Он был настоящим бойцом, в нем напрочь отсутствовал страх. Шустов был прав: многому нужно учиться у Андрея.

Конечно, никто из команды не потерял человеческого облика, все выглядели нормальными людьми.

Но, приступая к работе, все как один словно влезали в чужую шкуру. Или на время выплевывали душу.

Сергей улыбнулся и, положив на плечо Яцкевича руку, произнес нескладную фразу:

– Я тоже рыжеволосый. И мне не нравится ослиная моча.

Он не хотел располагать к себе Яцкевича, просто так вышло.

– Серега, убери руку с моего плеча. Пора становиться не мальчиком, а мужем. Мы профессионалы. Запомни одну вещь: я равнодушно отнесусь к тому, что однажды замочат кого-нибудь из команды. А если меня спросят, где мой приятель, я отвечу, что его размазали по стене. Уяснил?

– Да.

– Я знал, что ты меня поймешь, – ухмыльнулся Яцек.