Отражение удара - Андрей Воронин Страница 13

Выговорившись, он замолчал и перестал замечать Сергея Дмитриевича. Шинкарев остановился на площадке между первым и вторым этажами и обессиленно привалился плечом к округлой трубе мусоропровода, безотчетно шаря по карманам в поисках сигарет, которых там не было и быть не могло. Бритоголовый скрылся внизу, и через мгновение там завизжала ржавая дверная пружина и раздался гулкий удар захлопнувшейся двери. До Сергея Дмитриевича донесся негромкий рокот мотора, взвизгнули покрышки, и наступила тишина, в которой Шинкарев без труда расслышал глухие удары собственного пульса.

Некоторое время он стоял на площадке, вдыхая отвратительную вонь гниющих отходов, сочившуюся из-под крышки мусоропровода, и размышляя, как быть.

Возможно, «колдун» завернул его нового знакомого просто из-за его тупой наглой морды и золотой цепи на шее… а что, если нет? Что, если он и вправду видит людей насквозь? Сергей Дмитриевич похолодел. Надо было по-настоящему рехнуться, чтобы прийти сюда! Изрезанные двери и замученный кот — это, конечно, стыдно и вообще нехорошо, а вот поджог — это уже уголовщина, за которую по головке не погладят. Тюрьма или дурдом — выбор невелик, а поможет ли колдун — это, как говорится, бабушка надвое сказала. Как же быть?

Сергей Дмитриевич оторвал плечо от трубы и сделал шаг в сторону лестницы, которая вела наверх. Это был совсем коротенький шаг, а в следующее мгновение Шинкарев развернулся на сто восемьдесят градусов и ринулся вниз, испытывая огромное облегчение пополам с мучительным стыдом

* * *

— О, — удивленно сказала Алла Петровна, проследив за направлением его взгляда, — Шинкарев, что это с твоими часами?

Сергей Дмитриевич сделал неопределенное движение рукой, словно собираясь спрятать за спину, но вовремя опомнился и взял себя в руки.

— Раскокал, — признался он. — Ухитрился как-то, даже сам не знаю как… Наверное, вчера с пьяных глаз за что-то зацепился.

— Эх, ты, — рассмеялась жена, — коровенок… Ну, ничего. Два переезда, как известно, равны одному пожару, так что мы, можно сказать, дешево отделались.

— Золотые твои слова, — сказал Сергей Дмитриевич, расстегивая ремешок часов и на всякий случай проворачивая заводную головку. Сам не зная зачем, он потянул ее на себя и переставил стрелки на половину одиннадцатого, потом поднес часы к уху и немного послушал.

— Ну что, тикают? — заинтересованно спросила Алла Петровна.

— Труп, — ответил он. — Политический, экономический и механический. В ремонт, что ли, снести?

— Вот еще, — фыркнула Алла Петровна, наливая себе кофе и усаживаясь напротив. — Если два переезда равны одному пожару, то два ремонта равняются одному хорошему удару молотком. Купи себе новые, а эти выбрось.

А лучше я сама тебе куплю. На день рождения, а?

— Хитришь, Лиса Патрикеевна, — заставляя себя улыбнуться, сказал Сергей Дмитриевич. Собственный голос доносился словно со стороны, проходя сквозь звенящую пустоту, которая пульсировала внутри черепной коробки. Сама же, наверное, мои часики и кокнула, чтобы голову над подарком не ломать.

— Ox, — вздохнула Алла Петровна, стыдливо опуская глаза, — и как это ты догадался?

— Дедукция, — важно пояснил Сергей Дмитриевич и принялся поедать омлет, не чувствуя никакого вкуса, словно туалетную бумагу жевал.

Разбитые часы лежали рядом с тарелкой и, как магнитом, притягивали взгляд. Запотевшее стекло пересекали три трещины, образовывая грубое подобие заглавной буквы «А». Неровный треугольничек стекла, заключенный внутри этой литеры, выпал, и теперь часы напоминали бессмысленно ухмыляющуюся рожу идиота. «Да нет, — подумал Сергей Дмитриевич, машинально набивая рот пищей, — почему же бессмысленно? Похоже, что как раз-таки со смыслом. С намеком, можно сказать».

Не переставая жевать, он взял часы со стола и переложил на подоконник: ему вдруг показалось, что покрытая мелкими бисеринками конденсата стеклянная рожа вот-вот перестанет ухмыляться и начнет говорить. Сергей Дмитриевич сильно подозревал, что ему вряд ли доставит удовольствие то, что он может услышать.

— Ну, что ты носишься с ними, как курица с яйцом? — спросила жена. Жалко?

— Да нет, — старательно контролируя голос, ответил он. — Просто лежат тут, как… Глаза мозолят.

Торопливо закончив завтрак, он оделся и вышел в прихожую. Жена гремела посудой на кухне и что-то напевала вполголоса. Сергей Дмитриевич открыл стенной шкаф.

Туфли стояли на своем обычном месте — внизу, на полочке для обуви. Вчера он забыл их вычистить, но!

«Вот именно, - сказал он себе, — но!.. Вчера туфли были сухими, а сегодня — пожалуйста! — хоть выжимай. И грязь на подошвах… Свежая, между прочим, грязь.»

Воровато покосившись в сторону кухни, он взял туфли и проскользнул в ванную. Удалив грязь и песок, Сергей Дмитриевич немного потер щеткой без особенной надежды на успех — туфли были такими мокрыми, словно в каждую из них залили по ведру. Шинкарев поморщился: перспектива проходить целый день в мокрой обуви не грела, а другой пары у него не было.

Не идти же на работу в зимних ботинках или, того смешнее, в сандалетах!

Куртка тоже оказалась влажной. Натягивая на плечи холодную, тяжелую кожу, Сергей Дмитриевич стиснул зубы с такой силой, что зазвенело в ушах. Сейчас он напоминал себе заезженную клячу, которая уныло тащится черепашьей скоростью, не реагируя на удары кнута, сыплющиеся на костлявый хребет. Как и эта кляча, он мечтал лишь об одном: чтобы все это поскорее как-нибудь кончилось. Хоть копыта откинуть, лишь бы перестали молотить. Он вдруг вспомнил беззаботные студенческие времена, шумные развеселые попойки, прогулки над Москвой-рекой и то, как они с Аллой впервые целовались на корме речного трамвая. Воспоминания были тусклыми, как старые фотографии, и такими же нереальными, как приключения героев прочитанной в детстве повести, словно юность привиделась во сне. Теперь казалось, что это было всегда: черные провалы ночей и мучительные утренние пробуждения, когда постепенно приходишь в себя и подолгу боишься открыть глаза, потому что впереди наверняка ожидают омерзительные открытия…

Вот утренние открытия помнились на удивление живо. Сергей Дмитриевич мог, не сходя с места, перечислить их все до единого в строгом хронологическом порядке, начиная с порезанных пальцев и лезвий в кармане и до разбитых часов и мокрой одежды. Впрочем, решил он, насчет сегодняшней ночи еще надо разобраться. Вполне могло быть, что он промок, провожая кого-нибудь из гостей, и часы разбились тогда же. В конце концов, он выпил и мог упасть в лужу. Это, конечно, неприятно, но не смертельно.

— Мать, — позвал он, стараясь говорить как можно более непринужденно. — Я вчера никого не провожал?

— А что такое? — спросила Алла Петровна, выглядывая из кухни. — Ноги промочил?

Сергей Дмитриевич вздрогнул.

— Да нет, — небрежно ответил он и сразу же испугался: а вдруг она уже успела пощупать его обувь? — Просто никак не соображу, где я мог часы расколотить.