Опасная командировка - Александр Ковалевский Страница 13

* * *

Говоря о том, что фрилансер Джессика Фоули далеко не самая авторитетная на Западе журналистка, заведующий афганским бюро АПН недооценивал возможности свободной журналистики, наиболее яркой представительницей которой как раз и была Джессика. Да, репортеры на вольных хлебах, как она, относятся к низшей касте пишущей братии. Им не дают интервью президенты, на них свысока посматривают штатные акулы пера. Зато фрилансеры вольны сами выбирать себе тему для репортажей и сами определяют, как и что им писать. По большому счету, фриланс – это и есть высшая степень свободы для тех, кто избрал своей профессией охоту за новостями. Поэтому нередко случается так, что вездесущий фрилансер оказывается в центре событий раньше всех, и если его материал попадает «в десятку», тогда его репортажи становятся мировой сенсацией и производят эффект разорвавшейся бомбы. Если бы Иванов знал, какой резонанс в мире могут вызвать подготовленные Джессикой материалы, которые та собрала, побывав в гостях у моджахедов, он сделал бы все возможное и невозможное, чтобы Илья Ладогин как можно быстрее прилетел к ней в Кабул.

О причинах задержки Ильи в Москве Иванов был проинформирован – в КГБ не были до конца уверены в благонадежности Ладогина. Компетентные органы не могло не настораживать его увлечение западной поп-музыкой (сегодня он играет джаз, а завтра родину продаст), к тому же Илья Ладогин не был членом КПСС и особого желания вступить в партию не проявлял, хотя еще во время службы в армии ему предлагали стать кандидатом в члены КПСС. Во второй раз предложение пополнить ряды коммунистов он получил уже работая в АПН, но отказался, сославшись на то, что он-де еще не вышел из комсомольского возраста. Вступить в КПСС можно было с восемнадцати лет, а Илье на тот момент уже исполнилось двадцать пять, так что отговорка его была несерьезной. Тот факт, что Илья Ладогин явно уклонялся от членства в партии, не мог не настораживать, и поэтому инстанции, от которых зависело, получит ли он разрешение на выезд за границу, перестраховывались и тянули до последнего. В конечном итоге судьбу его загранкомандировки решил завотделом прессы ЦК КПСС, лично проинструктировавший Илью, которого американская журналистка, обивавшая пороги виллы АПН в Кабуле с февраля месяца, так и не дождалась.

Неугомонная Джессика, за свои деньги прилетевшая в Афганистан из США, не могла позволить себе такую роскошь, как отель «Интерконтиненталь», где проживали все ее западные коллеги, а сняла самый дешевый номер с обшарпанными обоями в старой гостинице «Кабул». За окном шумела улица: афганский грузовик, «барбухайка», в ярких наклейках с тюками застрял на перекрестке, и пытающиеся проехать водители непрерывно гудели ему во все клаксоны. Огибая застрявшую «барбухайку», толкали свои двуколки изможденные хазарейцы^[8] в истрепанных одеждах. На одной такой двуколке величественно восседал укутанный в одеяла седобородый старичок в белой чалме, невозмутимо взиравший на снующих вокруг него людей. Развевались разноцветные одеяния, раздавались крики разносчиков сигарет, торопились куда-то женщины в грязных чадрах с грудными детьми на руках.

«Должно быть, это и есть настоящий Афганистан», – подумала Джессика, наблюдая из окна своего номера кишащий внизу людской муравейник.

Щелкая затвором своего «Никона», она за неделю пешком исходила Кабул вдоль и поперек. Некоторые снимки получились весьма выразительными. Объектив ее фотоаппарата бесстрастно запечатлел царившую вокруг обескураживающую нищету – обмотанные в какие-то лоскуты люди, помойки с тучами мух, играющие среди гор мусора чумазые детишки и везде клубы желтой пыли, поднимающиеся от любого дуновения ветерка.

Джессике же нужно было сделать такой репортаж, чтобы он шел нарасхват, тогда окупились бы ее затраты на эту поездку. И такой случай ей вскоре подвернулся. Ее похитили среди бела дня прямо в центре города, когда она пыталась поймать такси. Вместо такси возле нее остановился ярко раскрашенный автобус – такой себе цирк на колесах. Из распахнувшихся дверей автобуса, разбитые окна которого были завешаны грязными одеялами, выскочили двое бородатых мужчин в чалмах. Обступив Джессику с двух сторон, они подхватили ее под руки и на глазах у всех бесцеремонно затолкали в салон автобуса. На ее отчаянные крики о помощи: «Help! Me to kidnap!»^[9] никто из прохожих не обратил никакого внимания – все спешили по своим неотложным делам. Как только за ней захлопнулись двери автобуса, бородач тут же двинул ее кулаком под дых. От такого удара у Джессики перехватило дыхание. Понимая, что взывать о помощи в ее положении бесполезно, она попыталась объяснить своим похитителям, что она журналистка, подданная США, и потому с ней так обращаться нельзя, но ее заявление не произвело на них ни малейшего впечатления – очевидно, смуглые бородачи не понимали по-английски. Несмотря на ее протесты, они бесцеремонно отобрали у нее фотоаппарат, а чтобы она не царапалась и не брыкалась, связали ее по рукам и ногам, да еще напялили на нее паранджу, полностью закрывавшую лицо. В таком виде ее вывезли из Кабула и повезли куда-то в горы.

После изнурительной, изматывающей дороги по головокружительному серпантину они наконец приехали в какой-то полуразрушенный кишлак. Их разноцветный автобус тут же облепила стайка босоногих и невероятно чумазых детишек, протягивающих свои ручонки ладошками вверх. Пока водитель автобуса раздавал бачатам^[10] конфеты, бородатые похитители развязали Джессику и отвели ее в какой-то двор за высокими глинобитными стенами, где позволили ей снять паранджу. Вскоре из дома к ней вышли трое таких же смуглых бородачей, как и те, что привезли ее сюда, только на их головах были не громоздкие чалмы, а паколи – двухуровневые шерстяные береты с закатанными в обруч краями. Джессика уже была немного знакома с местной спецификой и знала, что такие легкие головные уборы носили в основном моджахеды – афганские повстанцы Панджшерского ущелья, которыми командовал легендарный Ахмад Шах Масуд, известный также под прозвищем Панджшерский Лев. Масуд по-арабски означало «счастливый». Паколь, ставший в западной прессе своеобразным символом борьбы афганской вооруженной оппозиции с советскими оккупационными войсками, Панджшерский Лев носил постоянно.

Обрадовавшись, что она попала к моджахедам Панджшерского Льва, Джессика буквально на пальцах им объяснила, что она американская журналистка и мечтает взять интервью у знаменитого полевого командира Ахмад Шаха. Моджахеды поначалу отнеслись к ней настороженно, но искренность, с которой Джессика с ними говорила (в основном на языке жестов, поскольку те ни черта не понимали по-английски), быстро рассеяла их недоверие. Ей вернули отобранный у нее в Кабуле «Никон». Затем суровые повстанцы, ни на секунду не выпускавшие из рук автоматы Калашникова, охотно сфотографировались с ней на память. Познакомившись с ними поближе, Джессика увидела, что моджахеды, которых афганская власть называла душманами, что дословно переводилось как «враги», очень открытые, очень гордые и очень свободолюбивые люди. Никто и никогда не должен советовать им, как надо жить и как поступать. Еще моджахеды, что буквально переводилось как «борцы за веру», были фанатично религиозными. Можно было понять их стремление защитить свою землю от вторгшихся к ним чужеземцев.