Взять свой камень - Василий Веденеев Страница 13

Вниз он спускался, не чувствуя боли в ободранных ладонях. Им завладела мысль о доме — что с родной хатой, с семьей, что с односельчанами? Скорее! Надо собрать их, увести в лес — ведь немцев скоро погонит Красная Армия, а мирное население, не по своей воле попавшее в полосу военных действий, может понести жертвы, появятся убитые и раненые, а в деревне старики, женщины, малые дети.

Торопливо встряхнув портянки, он намотал их на ноги, натянул сапоги, кинулся к своему велосипеду, брошенному у ракиты… и застыл, не в силах отвести глаз от лесной прогалины. Прямо на него, неторопливо разматывая катушку с проводом, шли два немца!

В сдвинутых на затылок серо-зеленых пилотках, в расстегнутых мундирах, закинув карабины за плечо, они деловито, как на своей земле, тянули линию связи, по-хозяйски вбивая колышки и весело переговариваясь.

Первым шел высокий солдат с белесым, выгоревшим на солнце чубчиком. Он ловко орудовал саперной лопаткой, срубая тонкие деревца, снимал со стволов лишние сучки и вгонял колышки-рогатки в землю. Под его расстегнутым мундиром виднелась тощая, докрасна загорелая грудь, прикрытая сиреневой майкой.

Второй шел следом и на горбу тащил большую катушку с проводом. Помахивая тонким прутиком, он сшибал головки лесных цветов.

Именно это почему-то очень больно ужалило сердце Кулика, и сразу стали до дрожи ненавистны наглая хозяйская обстоятельность фашистов и прущее от них чувство безнаказанности, присвоенного права топтать все своими короткими сапогами.

Холодная ярость охватила Алексея. Он тихо отступил за куст, не глядя нащупал застежку кобуры и вытащил оружие. Ощутив в руке привычную тяжесть нагана, немного успокоился — надо, чтобы они не заметили его раньше времени, не успели опомниться, поднять тревогу.

Спокойно, как в тире, он поднял оружие и прицелился. Повел стволом по груди немца с белесым чубчиком, поймал в прорезь прицела сиреневую майку, хорошо заметную под расстегнутым кителем. Потом перевел ствол на второго немца, проверяя, как быстро сможет и его взять на мушку после выстрела по идущему впереди.

До сегодняшнего дня Кулику ни разу не приходилось стрелять в людей, но сомнений и неуверенности не было — перед ним враги, и он, принявший милицейскую присягу, должен их встретить как подобает. Алексей не успел даже подивиться своей спокойной уверенности, прежде чем нажал на спусковой крючок.

Выстрел показался ему негромким хлопком в ладоши. Немец с белесым чубчиком недоуменно остановился, побледнел и, выронив саперную лопатку, кулем осел в мягкую лесную землю, примяв телом траву. Второй судорожно схватился за карабин, сдергивая с плеча зацепившийся за погон ремень оружия, но не успел…

Настороженно осматриваясь, участковый вышел из укрытия. Тихо; только громче защебетали вспугнутые звуком близких выстрелов лесные птицы да где-то в стороне назойливо трещали мотоциклетные моторы.

Так, карабин ему, пожалуй, не помешает — с одним наганом да двенадцатью патронами к нему, поскольку два уже пришлось потратить на незваных гостей, много не навоюешь. Надо взять оружие убитых, снять с них подсумки с патронами и, наверное, стоит забрать документы?

Но, как оказалось, стрелять во врага было легче, чем подойти к убитым. Немного потоптавшись на месте, Алексей, не выпуская из рук оружия, шагнул на поляну. Неизвестно откуда прилетевшие мухи уже сели на белобрысого немца и ползали по нему, облепив желтоватое, словно восковое, ухо. Подавив приступ внезапной тошноты, Кулик сделал еще несколько шагов и остановился.

Со стороны дороги донесся стрекот мотоциклов, громкий, приближающийся. Тяжело заурчали моторы грузовиков, преодолевавших ухабы. Резанула короткая пулеметная очередь.

Кулик бросился прочь — сейчас не до трофеев, вот-вот могут появиться новые, многочисленные враги, которых из нагана не перестреляешь. Схватив велосипед, он побежал к неприметной лесной тропинке — врагам она неизвестна, а деревенские хорошо знали этот путь к жилью.

Тропинка крутила хитрые петли между стволами деревьев, ныряла под низко опущенные ветви раскидистых кустов, спускалась в сырые лесные овражки и вновь взбиралась на косогоры, выводя прямо к броду через речку, а там и родная деревенька рядом.

Вскочив на велосипед, Алексей покатил по тропинке. Вот как пришлось ему покинуть поле своего первого боя, на котором он одержал первую в этой войне победу, — удирает, скрываясь от превосходящих сил противника. Ну ничего, он еще вернется, припомнит им все сразу — и хозяйский вид, и поруганную землю, и срубленные деревца!

Велосипед подпрыгивал, переваливаясь через вылезшие на тропинку корни деревьев, сырая земля мягко пружинила под старенькими, латаными-перелатаными шинами. Аккуратно и твердо придерживая руль, Алексей вдруг заметил, что узелок с гостинцами для домашних Пети Дацкого где-то потерялся…

* * *

Прекрасный сон закончился совершенно неожиданно. Только что снилась жена, заботливо подсовывающая мягкую подушку под голову, и вдруг ухнуло, закачало…

Взрывы словно подбросили Дацкого, задремавшего на жестком деревянном диване в зале госбанка. Он открыл глаза и увидел себя сидящим на полу. Стекла дребезжали, за окнами что-то ревело и стонало, земля жутко вздрагивала от падавшей на нее неимоверной тяжести.

«Неужто?» — дальше подумать Петр не успел.

Шибануло так, что он кубарем откатился в сторону. Как щепка, отлетел в другой угол зала большой деревянный диван. В воздухе тут же повисла густая завеса известковой пыли, плотная, похожая на туман.

Пошатываясь, Дацкий поднялся, ощущая предательскую дрожь в коленях и противный солоноватый привкус крови во рту — видно, падая, прикусил губу или разбил лицо. Голова тупо болела, все тело казалось ватным, а в ушах звенело — тонко, по-комариному назойливо.

Петр засунул в уши пальцы и помотал головой, пытаясь избавиться от надоедливого звона. Мыслей не было, так — пустая апатия и одно желание, чтобы скорее перестало ухать и звенеть. Но когда он вынул пальцы из ушей, звук стал громче. Неужели это звонит телефон? Работает? Не может быть! Ладонями разгоняя перед собой известковую пыль, висевшую в воздухе, Дацкий пошатываясь пошел к телефону, неведомо как уцелевшему на столе управляющего среди обрушившихся с потолка кусков штукатурки.

— Алло, слушаю! Говорите!

— Дацкий?! Ты живой? — раздался в трубке голос дежурного по райотделу НКВД.

— Я? — почему-то удивился Петр, как будто спрашивали не его. Но потом, спохватившись, быстро ответил: — Живой! Что происходит, почему взрывы? У меня тут потолок обвалился.

— Немцы бомбят! — закричал дежурный. — Исполком разбит, так дали, что все здание разом рухнуло. Рядом с нами тоже бомба упала… Петя! Слышишь? Ты не отключайся! Немца скоро погонят от границы или задержат. Но надо на всякий случай ценности вывозить. Слышишь?

— Слышу, — вздохнул Дацкий: поездка к семье опять откладывалась на неопределенное время — вполне возможно, что очень надолго.