Слепой. Не брать живым - Андрей Воронин Страница 13

Это была последняя на сегодня экскурсия по городу, и молодой экскурсовод Алина Семечкина провела ее, как всегда, с блеском. Устроившись еще на третьем курсе подрабатывать в экскурсионное бюро, она научилась экономить силы и выкладывалась лишь на последней экскурсии. Хотя, возможно, здесь сыграли роль и восточные единоборства, которыми Алина увлеклась в последнее время.

Но ее последняя экскурсия всегда была настоящим мини-спектаклем. Алина свободно владела английским и немецким языками, а недавно начала учить еще и японский. Так что очень часто именно ее ставили обслуживать зарубежные делегации. В этот раз ее аудиторию составляли участники международного конгресса акушеров-гинекологов. И эта невысокая, темноглазая и темноволосая девушка с челкой и дерзким хвостиком, облаченная в джинсы, кроссовки и клетчатую курточку с капюшоном, обаяла их с первой минуты.

— Именно наш город, основанный еще в 1221 году, декабристы, если бы победили, сделали столицей России, — с гордостью говорила она. — Именно к нашим берегам приставали ладьи Афанасия Никитина. В XVI веке отсюда уходили на Казань войска Ивана Грозного, а Петр I праздновал в Нижнем свое пятидесятилетие. Кстати, и у Пушкина здесь неподалеку было именье. То самое Болдино.

— Пушкин, Пушкин… — оживились иностранцы.

— А почему город Нижним назвали? — спросил кто-то по-английски.

— Я отвечу на английском, — предложила Алина, — я думаю, что русские участники конгресса об этом знают. Вообще-то мнения историков по этому вопросу разделились. Однако большинство склоняется к тому, что, когда возник Нижний Новгород, уже был верхний, тот, что расположен севернее, известный всем русским как Великий Новгород. Кстати, из всех европейских приречных городов Нижний Новгород находится выше всех…

Много чего интересного успела рассказать Алина Семечкина и на русском, и на английском. Что-то даже на японском уточнять пришлось, когда они осматривали знаменитый Нижегородский кремль на Дятловых горах. Там ведь на его территории и церковь, и картинная галерея, и концертный зал, и административные здания…

Экскурсанты остались послушать концерт, а Алина поспешила к метро. Район, в котором она жила, был не совсем благополучный и по вечерам ходить там было страшновато. А поскольку была осень и смеркалось рано, она хотела успеть до того, как у подъездов начнут собираться теплые компании.

Но метро, как назло, не работало. Что-то там случилось на станции. И люди пытались втолкнуться в автобусы и троллейбусы. Алина Семечкина тоже попыталась штурмовать один из автобусов, но потом махнула рукой и пошла пешком.

Когда она наконец добралась до своего микрорайона, совсем стемнело. На улицы опустился туман, а фонари почему-то не зажигали. Дома едва угадывались по горящим окнам.

Подойдя к своему подъезду, Алина уже достала ключи, чтобы открыть кодовый замок, как вдруг из тумана вынырнули какие-то молодчики. От них противно разило пивом и дешевыми сигаретами.

— Семечкина? — спросил один из них.

Алина очень хотела сказать «Вы обознались!», но вместо этого с вызовом прошипела:

— Ну, Семечкина, и что из этого?!

И тут один из парней ухватил ее за руку. Это было уже слишком. Алина вырвалась и, собравшись, перешла в наступление. Одному она, похоже, вывернула, а может, и сломала руку, другой скорчился от боли от удара в пах, а третий сам поскользнулся и упал, да так неудачно, что рассек себе до крови ногу.

— Блин! — сказал кто-то хриплым басом и выругался. — Предупреждать же надо! Ничего себе, девочку-журналюгу проучите… Это ж не баба. Это ж зверь!

Алина уже открыла дверь, чтобы скользнуть в подъезд, но кто-то все-таки успел довольно больно стукнуть ей по голове чем-то тяжелым.

Алина поднялась на второй этаж, отперла дверь и, прокричав «Кто дома, это я!», осунулась наземь прямо в прихожей.

Когда Алина пришла в себя и открыла глаза, она обнаружила, что находится в больничной палате, а у ее постели, накинув на плечи белый халат, сидит не кто иной, как ее одноклассник Вадик Котов, который теперь учится на факультете журналистики и подрабатывает в разных скандальных газетах. Семечкина взглянула на его виноватое лицо и, вспомнив, как сражалась с какими-то молодчиками, упрямо называвшими ее журналюгой и писакой, хотя она никакого отношения к журналистике не имела, преодолевая головную боль, прошипела:

— Кот! Ты чего здесь?! Что, может, опять моей фамилией хрень какую подписал?!

— Алинка! Слава богу, ожила! — сказал Кот, зачем-то протягивая ей неочищенный апельсин. — Врач сказал, что ничего серьезного. Тебя по голове доской огрели, вот ты и потеряла сознание. Но череп не поврежден. Полежишь, и все будет в порядке… Ты им тоже порядком накостыляла. Они, говорят, с трудом до лавочки доползли. Соседи милицию вызвали. Их всех повязали, теперь показания дают.

— Но я все-таки из-за тебя страдаю?! — попыталась добраться до истины Алина.

— Ну, можно считать и так… — вздохнул Вадик.

— И что ты в этот раз под моей фамилией зафурычил?

— Ну, сама подумай, дом исторический, а у владельца даже охранного обязательства нет. Он там, видишь ли, ресторан открыл. Сама подумай, жар, пар, а наше наследие спасать надо…

— Спасатель, блин! — перебила его Алина.

С Вадиком они дружили еще с тех времен, как жили на одной лестничной площадке. Вадик, в отличие от Алины, которая привыкла во всем полагаться на себя, был юношей амбициозным, но трусливым. И когда его занесло на практику в одну из скандальных газет, где платили приличные гонорары, но требовали острых публикаций, он, понимая, что придется играть с огнем, ничего лучшего не придумал, как подписываться фамилией своей соседки и подруги Семечкиной. Алина к тому времени уже вовсю занималась восточными единоборствами и даже несколько раз давала отпор обнаглевшим подросткам, поэтому, когда Вадик поставил ее перед фактом, что самые острые свои материалы он подписывает псевдонимом Семечкина, сначала только посмеялась.