Антикиллер 5. За своего... - Данил Корецкий Страница 12
Антикиллер 5. За своего... - Данил Корецкий читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
– И на фига мне это счастье? – вопила она.
– Будет тебе счастье, дура! – говорил Шмель. – В Тиходонске Север в большом авторитете. Наверное, и деньги где-то есть, и немалые. А бросить его умирать, так рано или поздно отвечать придется…
А подруга эта, медсестричка, молчала.
…Как ее звали-то? Шмель никак не мог вспомнить. Нина, Надя… Он потом уже подумал, что у нее, наверное, какие-то планы здесь были. Перспективы. Может, рассчитывала, что Север ее озолотит, если выкарабкается. Ну, или сделает старшей медсестрой в больничке. Хотя нет, откуда ей было знать, кто такой Север… Даже Шмель этого не знал толком, он просто боялся за свою шкуру, боялся, что тиходонские предъяву ему кинут. А эта сестричка…. Тоже боялась, может. Три месяца от Севера не отходила. Взяла отпуск за свой счет, а потом еще один. Ее чуть с работы не поперли. Горшки выносила, мыла, все такое. Какую-то наркоту добывала, когда он на стену начинал лезть от боли. А потом, когда оклемался немного, кормила с ложки, как маленького. По мере того, как состояние Севера улучшалось, присутствие сестрички начинало понемногу напрягать.
– У нее что, своих никого нет, что ли? – спросил как-то Шмель у Спицы. – Родители там, дети? Шла бы она уже домой борщ варить, что ли…
А она не уходила. Север поправлялся трудно, получалось, что и выпроводить эту сестричку вот так, по-простому, было стремно. Выгонишь, а потом глядишь, опять звать придется.
А может, она просто влюбилась в Севера? Да, это многое, наверное, объясняло, но Шмелю думать про это было неинтересно… А Северу тем более. В один прекрасный день он наконец встал на ноги. Потом стал выходить во двор. Потом потребовал водки к обеду. И как-то Спица привела к нему одну молодую шмару с Колесниковских дач. Такая ничего шмара, ухоженная, не чета местным. И вот когда она заявилась к Северу, сестричка как раз перевязку ему делала. Увидела – взбесилась просто, налетела на эту шмару, чуть глаза не выцарапала. Припадочная какая-то. У нее ведь там скальпели всякие, ножницы. Пришлось скрутить ее и выкинуть из дома на фиг… Как ее звали-то? Нина, что ли. Хрен ее знает.
В мае Север сказал Шмелю, чтобы вызвал сюда Хобота и Мурену, и изложил им свои планы на будущее. А планы были весьма серьезные. Никто не поверил сперва, только улыбались. Но Север порожняки не гоняет. Мама моя, больше года прошло с той декабрьской ночи! Ленкина хата провоняла больничкой, запах этот поганый въелся в обои, в мебель, в одежду, во всё. Пора было, пора на воздух, на волю!
Север смотался куда-то на два дня, привез деньги и стволы. Отстегнули Спице за труды, решили вопрос с транспортом, пятое-десятое, попытались и сестричке этой всучить какую-то сумму, но она даже разговаривать не захотела. И хрен с ней. Оставили деньги Спице – отдаст, когда та одумается. Так что никто ничего не должен. Ни городку этому, ни кому-то еще на белом свете. Уехали с легким сердцем.
Почти всю дорогу Север что-то прожевывал про себя, «играл челюстями», как метко выразился Хобот. Обычно люди в дороге как-то раскрываются, тянутся друг к другу, – четыре человека в салоне, впереди ждет неизвестно что, бутылка пива по кругу, анекдоты, истории разные. Но Север молчит. Может, кульбакские пацаны для него не ровня. Или просто волнуется, как там сложится все в Тиходонске. Ну так другие тоже волнуются, чего там…
Едут на север, едут сто пятьдесят, сто восемьдесят, объезжают фуры, бренчит гитара, орет на ухо Миша Круг:
Лёху бабы безумно любили
В Лёхе был озорной огонек…
Через открытые окна с трассы влетал горячий воздух. Он игрался с подкрашенными кудрями Вероники, подбрасывал их, сбивал то в одну, то в другую сторону, словно пьяный визажист, и все пытался оторвать прилипшую к загорелому лбу мокрую от пота прядь. На спуске перед Архангельской «жигуль» разогнался до почти смертельных для него ста двадцати, под капотом и в багажнике загрохотало железо. Тогда Вероника сказала: «Ну ты чё, Юр, угробить нас решил, да?» Она сама убрала прядь рукой и вытерла лицо салфеткой. Салфетка стала мокрой, будто ее уронили в стакан с чаем. Температура на трассе «Дон», между прочим, – 42 градуса.
А вот с Витькиными волосами не очень-то поиграешься. Поздний сынок носит прическу «милитари» – головенка почти лысая, а надо лбом короткий чубчик, напоминающий шерстку котенка. Крутая прическа, спецназовская. Это для тех, кто понимает, конечно. А кто не понял, тому он живо разъяснит, не вопрос. Вон, в Сочах один скалился-скалился, так потом весь в соплях домой убежал…
У Гусара прическа точь-в-точь как у сына, только чубчик почти седой. Он не спецназовец, он обычный мент. Бывший. Раньше работал в уголовном розыске с самим Лисом. Лис – легендарная личность, в Тиходонске его все знают и боятся. А батя с ним запросто бандюков ловил, и после работы они пили пиво. Но теперь он уже два года как в большой строительной фирме, в отделе безопасности. Батя говорит: менты бывшими не бывают. Это он намекает, что в фирме скучно и Лиса там нет, а есть одни мудаки. А Вероника говорит, что бывший мент – это как раз и есть самый правильный мент. Потому что он домой вовремя приходит, с сыном занимается и зарплата у него в три раза больше. А еще он летом с семьей в Сочи ездит, как все нормальные люди.
Гусар усмехается:
– А бандюки говорят, что правильный мент – это мертвый мент…
На это Вероника ничего не сказала. Витька тоже молчит. Ему только восьмой год, но он все понимает. В строительной фирме батя на хорошем счету, там в него никто стрелять не будет и ножиком не пырнут. И пусть на фирме скучно, но лучше так, чем как было раньше. Мать психовала, чё. С коней не слезала, орала на батю каждый вечер. Они чуть не развелись под это дело…
Проехали Архангельскую и Кулешовскую.
У Витьки на коленях карта, он следит за дорогой и считает повороты. Батя знает дорогу как свои пять пальцев, ему карта не нужна. Он говорит: ежели ты мужик, то будь ты хоть трижды двоечник, а карту должен читать, чтобы ориентироваться на местности. Вот Витька и учится. Он ведет грязным пальцем вдоль линии с надписью «М4 Дон». После Кулешовской проехали Октябрьскую, потом будет Степная. Витька шевелит губами и вполголоса проговаривает по слогам слово: «Ст… еп… н-н… а-а… я-а…». Буквы читать гораздо труднее, чем водить пальцем по карте. По русскому у Витьки безнадежный трояк. И по остальным предметам не лучше. А вот если бы сделали урок по ориентированию на местности, то он бы всех заткнул за пояс.
Батя держит баранку своим фирменным хватом – два пальца левой руки на верхней части обода – и говорит, что к следующему отпуску продаст этот «жигуль» и купит нормальную машину с климатической системой.
– И давно пора, чё! – скептически говорит Вероника.
– Джип какой-нибудь, чё! – вторит Витька.
– Так не вопрос, чё! – в тон им отвечает Гусар. – «Чероки», чё!
Вероника хмыкает.
Да, в Сочах было хорошо. Теплое море, арбузы, мороженое каждый день. С Витьки кожа два раза успела слезть, сейчас он наполовину черный, а наполовину розовый, как вареная креветка. Раньше он умел плавать только по-собачьи, а теперь еще и кролем – батя научил. Они каждый вечер гуляли по Курортному проспекту и ходили на Морской вокзал смотреть на яхты. А ужинали в кафе «Европа», где окна на набережную. Как настоящие буржуи, чё. У бати теперь денег завались. В следующий год они в Болгарию поедут куда-нибудь. На «джипе чероки»… Только сам Гусар в этом был не очень уверен.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии