Шестерки сатаны - Леонид Влодавец Страница 12

Последовал непродолжительный обмен мнениями между бабами, которые говорили одновременно, пытаясь перекричать друг друга, а потому галдели, как вороны над полями орошения. Я лично не разобрал ни одного членораздельного слова, но они каким-то образом друг друга поняли и в конце концов завыли довольно стройно:

Огней так много золотых, На улицах Саратова.

Парней так много холостых, А я люблю женатого!

Пожалуй, в рейтинге дамско-алкогольных хитов России, после двух уже упомянутых, этот занимает третью строчку. Однако вот что еще занятно, если первые два хита не шибко трогают сердца мужиков, то третий вызывает у них некое подсознательное влечение. Особенно у женатых, которые слушают эту песню в исполнении чужих баб. Поскольку громадное большинство мужиков всех возрастов, особенно находящихся в подпитии, обладает завышенной самооценкой собственной личности — я тоже не исключение, — то как бы исподволь примеряет на себя костюмчик того счастливчика, которому признается в любви безымянная саратовская девица. А ежели исполнительница песни по ходу дела состроит этому лоху глазки, то он уже на 80 процентов убежден, будто тайная воздыхательница прямо-таки жаждет бултыхнуться в его объятия.

Конечно, у меня после первой стопки еще сохранялось более-менее адекватное мировосприятие. То есть я в общем-то понимал, что бабы поют эту песню вовсе не по моему конкретному адресу, а просто так. Тем более что женатым я был на Вике, а с Зинкой, особенно в период до 1994 года, спал даже чаще, чем ее родной муж. И не украдкой, а «токмо волею пославшей мя жены», ибо Премудрая Хавронья Хрюшка Чебакова, будучи убежденной, что «мужику завсегда одной мало», — а братец Мишка это подтверждал постоянно — предпочла делить своего законного мужа с сестрой-близняшкой, а не с какой-нибудь неучтенной бабой. В основном эта тактика приносила успех, и я изменял Чебаковым намного меньше, чем мог бы. Теперь, правда, такой доверительности между Викой и Зинкой уже не существовало. К тому же я и с одной Викой с трудом справлялся, потому что по сравнению с Ленкой она была куда ненасытнее. Допев до конца про всю эту «печальную историю», дружно сказали: «Ох!» — и закатились хохотом. Вика сказала.

— Нормально исполнили! Я балдею.

— Можно вопрос, — поинтересовался я, — что мы все-таки конкретно отмечаем? Какую такую трудовую победу? «Зомби-9» изобрели, что ли? Или еще что похлеще?

— Похлеще, — сказала Зинка, у которой глаза были заметно мутноваты. — Мы потомство получили в восьмом секторе, понимаешь? Точно в те сроки, которые программировали. Здоровое и жизнеспособное.

— От мышей, что ли? Или от кроликов? — хмыкнул я. — Или мышей с кроликами скрестили?

— Точно, — очень трезво и без улыбки произнесла Вика. — Скрестили двуногих мышей с двуногими кроликами. На страх мировому империализму.

— Вика, не надо, — тоже вполне трезвым и к тому же строгим голосом сказала Лариса. — У меня все получилось, твои предсказания не оправдались. Мы же условились не болтать о делах, правда? Зачем Дмитрию Сергеевичу забивать себе голову нашими дрязгами?

— Это не дрязги. — На левой скуле Вики дернулся желвачок. — Это очень серьезно.

— Правильно, — примирительно кивнула Лариса, — если хочешь обсуждать результаты нашей работы серьезно, то не надо делать это во хмелю. В прошлом году у Зины были такие же сомнения, но теперь мы с ней единомышленницы. Ты слишком эмоционально подходишь к научным исследованиям. Верно, Зинуля?

— Верно, — осоловело пробормотала Чебакова с родинкой. — Давайте еще по одной, а?

— Наливай! — приказала Вика, и я разлил в рюмки по 50 граммов, после чего бутылка опустела. Ничего неожиданного в том не было, все по науке: первый тост в моем присутствии — 75x4=300, второй — 50x4=200, и поллитры как не бывало. Правда, приняв на грудь всего 125 за два раза, я особо не ослаб, а вот Зинуля ощутила усталость. Она облокотилась на стол, подперла ладонями подбородок и сказала, дав очень верную оценку своему состоянию:

— Совсем бухая…

— Это точно, — согласилась Вика, — идем, провожу тебя баиньки.

— Отстань. Пусть Димуля проводит!

— Может быть, лучше я? — предложила свои услуги Лариса. — Чтоб без ссоры, без спору?

— Димулю хочу! — грозно заявила Зинка и грохнула кулаком по столу, должно быть, копируя своего папашу старого шабашника Ивана Михалыча Чебакова, царствие ему небесное. Небось именно так он громыхал, поддавши: «Кто в доме хозяин?!», раздавал затрещины Игоряшке, Ленке и Зинке, а также иным образом буянил, пока не появлялась могучая Валентина Павловна и не отправляла супруга в глубокий нокаут. Когда-нибудь, лет через двадцать пять, Зинуля станет такой же массивной и багровой. И Ленка, если Чудо-юдо когда-нибудь ее вернет.

— Хотеть не вредно, — пробурчала Вика, посмотрев на меня, как Ленин на буржуазию. — Ладно, отведи ее, а мы тут с Ларисой приберемся…

Идти надо было всего ничего — по коридору из одного конца этажа в другой. Однако Зинуля неважно управляла своими ногами, и они водили ее от стенки к стенке. Чтобы она хотя бы приблизительно шла по прямой, пришлось обнять ее за талию. Зинке это понравилось, я тоже не испытывал особого неудобства. Охранники, дежурившие в коридоре, делали вид, что не замечают, в каком состоянии находится заместитель директора ЦТМО. Чудо-юдо не держал на службе непонятливых.

Некоторое время Зинуля не издавала каких-либо членораздельных звуков, только сопела, невнятно хихикала каким-то непричесанным мыслям, бродившим в ее гривастой белокурой головке, и изредка произносила что-то похожее на матюки, когда ноги у нее в очередной раз заплетались.

Однако, когда мы прошли уже половину пути и миновали главную лестницу, ведущую от центрального подъезда в покои Чуда-юда, Чебакова с родинкой пробормотала:

— Тошно.

Я подумал, что надо поворачивать к туалету, который располагался неподалеку от зала для приемов. Но Зинка имела в виду совсем другое.

— Думаешь, меня тошнит? Ни фига подобного. Мне не физически тошно, а нравственно…

— Отчего?

— От всего. От дворца этого, от Мишки, от пира этого чумного…

— От меня тоже тошно?

— Нет, от тебя не тошно. Ты хороший. А мы — сволочи.

Прислушиваться и искать какой-то смысл в болтовне бабы, принявшей примерно 300 граммов, — дело неблагодарное. Особенно если и сам не совсем как стеклышко. Но тем не менее, я, в общем и целом, был не пьян. Меня отчего-то заинтересовали Зинкины речуги.

— Это почему это вы сволочи?

— А потому. Потому что делаем всякую дрянь и радуемся. Хошь скажу, отчего Лариска ликует? — Скажи, если сумеешь. И если это можно, конечно.

— И скажу! Думаешь, я папашу испугаюсь? Хрена с два! Пусть ему твоя микросхема все доложит. Я ему уже и в лицо говорила: пакости мы изобретаем. Возможно, вообще нам черти все это подсовывают, а мы души губим. Свои и чужие тоже… Так вот: восьмой сектор сегодня сделал хет-трик, понял?