Кодекс калибра .45 - Виктор Тюрин Страница 12

– …Чертовы макаронники! Если бы не Мюррей, уж и не знаю, чем бы все закончилось. Да еще этот парень… – при этом он не глядя ткнул пальцем в мою сторону, – вовремя подвернулся.

Жест был в достаточной степени пренебрежительный, но, несмотря на это, я оказался в центре общего внимания.

– Кто он? – спросил широкоплечий толстяк, сидевший у стойки.

– Понятия не имею.

– А где Мюррей? – задал новый вопрос бармен.

– Повезли к врачу.

– Что-то серьезное?

– Ранили в ногу. Вот Томми не повезло…

– А Стив?!

– Ранен. В плечо.

– Жаль Томаса. Хороший был человек!

В прокуренном воздухе повисло молчание. Спустя минуту толстяк повернулся к бармену:

– Сэмми, всем виски! Помянем славного ирландского парня!

Мужчины стали разбирать стаканчики, налитые быстрой и ловкой рукой бармена. Я смотрел на этих людей, которые не только останутся в истории, но и станут своеобразным символом Америки. Все эти люди познали в своей жизни нищету, были на самом дне, изведали беззаконие и насилие. Именно они, создали страшный мир жестокости, оплачиваемых убийств, рэкета и коррупции, который давал им большую власть и еще большие деньги.

– Эй, малыш!

Я даже не сразу понял, что это обращаются ко мне, а когда сообразил, то вопросительно посмотрел на мужчину, обратившегося ко мне. Это был высокий и худой мужчина с длинным костлявым лицом и волосами цвета вороньего крыла. Когда увидел, что я смотрю на него, он сказал: – Не хочешь присоединиться к нам, парень?!

Я снова оказался в центре внимания, но сейчас на меня смотрели с любопытством и насмешкой. У кого она читалась в глазах, у кого скользила по губам. Я прекрасно знал, чем она вызвана. Здоровый парень в измятом и грязном костюме с чужого плеча и перевязанной головой.

«Бродяга. Босяк», – читалось в их взглядах.

Несколько смутившись от столь пристального внимания я отрицательно покачал головой в ответ.

– Джек, а чем этот парень помог? – неожиданно спросил бармен.

– Джеймс сказал, что это он уложил «макаронника» в проулке.

– Это чучело? В жизнь не поверю! – саркастически произнес молодой мужчина с наглыми глазами и откликавшийся на имя Фрэнки. – Да у этого фермера только что солома из волос не торчит!

Все дружно засмеялись.

– Ты откуда парень? – спросил меня толстяк.

– Из Аризоны.

– Что, надоело кукурузный самогон пить? На приличную выпивку потянуло?!

Шутку Фрэнки встретили новым взрывом смеха. Глупые шутки и дурацкий смех смыли растерянность, и теперь я уже со злостью смотрел на смеющихся бандитов, чем вызвал у них новый приступ смеха.

– Смотрите на фермера! Прямо как бык деревенский, только копытами землю не роет!

И снова взрыв смеха.

– Так ты, малыш, пить будешь или как? – спросил худой мужчина.

– Я не пью!

Это было сказано с каким-то детским вызовом. Я сам это почувствовал, а что уже говорить про остальных. Они снова засмеялись.

– Смотрите, наш малыш обиделся!

Но новый смех был прерван толстяком: – Хватит! Как тебя звать парень?

– Дик, сэр.

– Есть хочешь?

– Да, сэр! – я сказал это автоматически, еще даже не поняв, хочу ли я есть.

– Сэмми, сделай ему яичницу, да бекона не жалей!

Когда передо мной оказалась большая тарелка яичницы с ветчиной, я накинулся на нее, словно хищник на добычу. Доев, стал потягивать лимонад из стакана, бросая, время от времени, взгляды на мужчин, собравшихся у стойки, а спустя некоторое время понял, что я им завидую. Причем не их стодолларовым костюмам, а дружескому отношению друг другу. В их репликах и жестах проскакивало нечто такое, что роднило их, словно братьев. Чем дольше я смотрел на них, тем острее становилось чувство одиночества. Отвернувшись, стал смотреть в окно. Спустя несколько минут я увидел как подъехала машина, и из нее вылез верзила Дэн. Не успел тот переступить порог, как все замолчали и повернулись к нему. Гангстер неспешно подошел к стойке и так же неторопливо выпил большую кружку пива, поставленную перед ним барменом.

– Парни, нам предстоит кое-какая работа… – только он начал говорить, как увидел предупреждающий жест бармена и последовавший за ним кивок в мою сторону. – Гм! Совсем забыл о парнишке. Мюррей сказал, что обязан ему жизнью.

Фрэнки при этих словах поперхнулся пивом и закашлялся.

– Вот тебе и фермер, Фрэнки, – укоризненно попенял ему Джек, молодой бандит, который привез меня сюда.

– Джеймс еще сказал, что этот малыш выпустил обойму в машину с итальяшками. Зацепил кого-нибудь? – этот вопрос был направлен мне.

– Одного. В руку.

– Откуда ты, парень?

На этот вопрос у меня уже давно был готов ответ.

– Аризона. Сын фермера. Ричард. Гм. Дик.

– Откуда умеешь стрелять?

– Пару раз с отцом на кроликов охотился.

– Хорошо. Сэм, – бандит обратился к бармену, – найдешь ему работу на время. Теперь иди, Дик. Придешь завтра.

Не успел я дойти до двери, как Дэн снова меня окликнул: – Погоди, парень. Подойди ко мне!

Я подошел к нему.

– Держи, – и он сунул мне в руку бумажку в двадцать долларов. – Иди.

Выйдя из бара, я медленно пошел по улице. Слишком много всего произошло со мной за столь короткое время, причем настолько быстро, что только теперь я осознал, что добился того, чего хотел.

«А еще двадцать долларов получил!».

Нащупал в кармане банкноту, и у меня вдруг появилось чувство праздника. Зайдя в первый попавшийся по дороге бар, я заказал себе двойную порцию яблочного пирога и стакан фруктовой воды, но только успел прожевать первый кусок пирога, как почувствовал легкое беспокойство: что-то не так. Не как обычно. И вдруг понял: впервые за эти месяцы я сделал заказ без подсчитывания денег в уме. Это было приятное чувство. Именно оно окончательно оттеснило в сторону остававшиеся сомнения, и я стал смотреть сквозь стекло витрины на гуляющий народ, спокойно и бездумно, как было когда-то в другом времени. Услышав через открытую настежь дверь заливистый девичий смех, я развернулся к дверному проему, но никого не обнаружив, повернулся к большому стеклянному окну, рядом с которым стоял мой столик и увидел идущих по улице двух симпатичных молоденьких девушек. Одна из них что-то сказала подруге, после чего они снова зашлись таким веселым и заразительным смехом, что я невольно улыбнулся в ответ. Девушки давно ушли, а я все сидел и улыбался неизвестно чему. Потом я гулял до тех пор, пока наступили сумерки. Центральные улицы прямо купались в разноцветном море света. Яркие буквы расхваливали содовую, конфеты, жевательную резинку «Ригли» и газировку «Уайт Рок», различные марки сигарет, автомобильные шины и зубные щетки. Рекламные плакаты, обрамленные цветными лампочками, висели на всех зданиях, иногда нависали над головами пешеходов. Среди светящейся рекламы встречались названия кинозалов, и тогда рядом с ними можно было увидеть подсвеченные афиши с именами кинозвезд, таких как Дуглас Фэрбэнкс и Мэри Пикфорд.