Терминатор из глубинки - Виктор Степанычев Страница 12

Вадим внимательно наблюдал за Алексеем и не мог разобраться, что же происходит с его знакомым. Каждый может сорваться, поменять настроение, однако такой резкий переход из крайности в крайность, а сейчас хозяин буквально расплывался в сладкой истоме, бессмысленно улыбаясь, настораживал Вадима.

Алексей отложил мобильник, повернулся к нему и вопросительно взглянул на гостя:

– Что, заскучал? Расслабляйся. Сейчас шашлычки поспеют. Не стесняйся, наливай себе коньяк – хозяин я никудышный, угощать не умею. Семужку для поднятия аппетита наколи – как масло во рту тает. Грибки маринованные, а вот, обрати внимание, мидии – говорят, для мужской силы ингредиент весьма даже полезный.

Неожиданно Алексей специфическим движением поднес к носу согнутый указательный палец и, поочередно зажимая ноздри, старательно втянул в себя воздух и на пару секунд прикрыл глаза.

«Вот все и становится на свои места. Кокаин! – Догадался Вадим. – Теперь понятна и резкая смена настроения, и внезапная расслабленность Алексея, и его недолгое отсутствие. Прошелся по „дорожкам“ и в кайф!»

– А это тебе зачем? – резко спросил Вадим.

– Что «это»? – Алексей недоуменно поднял на него взятые поволокой, с огромными зрачками, глаза.

– «Снежок». Зачем нюхаешь?

– Просек поляну, дружок? Молодец! А сам, случайно, не пользуешься этим зельем? Нет? Странно и весьма похвально! И мальчики кровавые не беспокоят, не стоят в глазах?

– Что ты несешь? – поморщился Вадим. – Какие, к черту, мальчики?

– А те, что сейчас там находятся, – Алексей направил указательный палец в небо, хитро взглянул на Вадима, потом перевел палец в пол. – Или там... Не зовут, не стонут? Ночью в кошмарных снах не являются?

– Хватит пороть чушь, – возмутился Вадим.

– А это не чушь. Ты что думаешь, я тебя узнал только после того, как ты меня Верблюдом назвал? Нет, я только в иллюминатор разглядел твою физиономию, сразу сообразил, с кем меня случай свел. А может, это и не случай, а предзнаменование? Удивляешься? И драться с тобой вышел только для того, чтобы повнимательнее взглянуть в глаза. Я, может быть, всю свою жизнь ждал, чтобы это сделать – посмотреть в твои зрачки и увидеть в них то, что увидел...

– Ну и что же ты там такого интересного обнаружил? – насмешливо спросил Вадим, которому уже надоел бред, который нес Алексей.

– Что я там увидел? Смерть – вот что! Наконец-то мы с тобой сравнялись: ты убийца и я убийца. Думаешь, почему я стал тем, кто я сейчас? Да потому, что хотел преодолеть тот комплекс неполноценности, который ты сам в меня еще мальчишкой и вбил. Верно напомнил, что всегда меня на лопатки клал. Я тренировался до изнеможения, до крови, а ты, талантливый и непобедимый, приходил и ломал. И не только тело, походя ломал с хрустом мою душу. Вот тогда я поклялся, что буду лучшим, что превзойду тебя. Когда на Олимпиаде со сломанной рукой «серебро» заработал, думал, успокоюсь. Нет, не успокоился! Считал, что ты в это время где-то «золото» взял. И тогда понял, что мне нужно – сойтись с тобой в бою и победить. Или хотя бы быть на равных.

Вадим в крайнем удивлении наблюдал за Алексеем и не мог понять, что это: бред от излишней дозы порошка или же действительно всплеск горечи и злобы, так долго копившейся в его душе.

– Ты не задал мне вопроса, где и как я научился рукопашному бою. Могу ответить – в зоне. У меня был хороший наставник. Ты сказал, что служишь в армии, вот и он когда-то тянул лямку в спецназе. Подставили его, волчару, еще в Афгане и закатали на червонец. Если бы не этот человек, я бы там не выжил. Именно у него я выучился всему, что умею. И это только для того, чтобы когда-нибудь встретиться с тобой и победить. Смешно? Может, и так. Сегодня я не победил. Сегодня свершилось большее: я понял, что мы на равных. И это тоже заслуга моего наставника. Это он научил меня различать, ловить смерть в глазах противника – свою или чужую. В твоих я увидел чужую, и не одну, а много-много смертей. И это меня порадовало. Выходит, мы с тобой одной крови! Говоришь, что ты переводчиком работаешь? Верю! Только что ты переводишь – живые души в прах и тлен?

Вадим с изумлением смотрел на Алексея. Что таилось за его беснованием: сумасшествие, деградация личности, наркотический бред? Искаженное лицо плясало перед глазами, являло собой маску ужаса и, одновременно, плещущего через край совершенно непонятного сладострастия и самоуничижения.

– Ты всегда – в белых одеждах, я – в грязном рубище. Но никто не может сказать, какое тряпье лучше подходит для савана, – голос Алексея уже срывался на крик. – Наша сегодняшняя встреча была предопределена. Но она, я думаю, не последняя. Я знаю, что только один из нас должен стать победителем, только один должен жить. И я предчувствую, что мы еще встретимся, знаю, что наш поединок впереди, и с нетерпением жду этого часа.

Алексей впился безумными глазами в поднявшегося из-за стола Вадима.

– Извини, Алексей, но, кажется, мне пора покинуть твой гостеприимный дом, – спокойно сказал Вадим. – Я не хочу выслушивать такую чушь от человека, с которым когда-то дружил. Плохо, что нельзя войти дважды в одну реку, но еще хуже, когда ты входишь в нее, а она оказывается сточной канавой, полной дерьма. В отличие от тебя, я надеюсь, что мы больше никогда не увидимся. Прощай, Алексей!

Он повернулся и, не оглядываясь, пошел прочь. Из-за угла, с дымящимися кусками шашлыка на закопченных шампурах, появился массивный привратник. Он удивленно воззрился на уходящего гостя.

– Куда же вы? Шашлык только поспел. Мясо молоденькое, сочное, неподгоревшее...

– Спасибо, уважаемый, за заботу, но мне его попробовать не удастся, спешу, – вежливо ответил Вадим. – Лучше проводи меня до ворот, а то я с вашей автоматикой не знаком – придется через забор сигать.

– Выпусти его, Джин, – раздался за спиной нарочито ленивый голос Алексея. – У нашего гостя возникли кое-какие проблемы с пищеварением. А вполне может быть, ему не понравилось, как мы его встречаем, или наша стряпня не по вкусу пришлась. Ну, да ладно, на всех не угодишь. До встречи, мой старый добрый друг. Адью, мон шер ами!

Вадим неторопливо шел по улице. Встреча с Алексеем, его истерические излияния не вызвали в нем никаких эмоций, кроме чувства омерзения и стыда. Столько лет копить и преумножать в себе зависть и ненависть, и к кому – к пятнадцатилетнему подростку, двадцать лет назад победившему на борцовском ковре? Каким же тупым и ограниченным надо быть, чтобы превратить мгновение досады в жизненную позицию, убогое кредо, и лелеять его долгие годы, ломая свою судьбу и судьбы других. А может, это просто срыв психики, навязчивая идея шизофреника?

«Да ну его! – Вадим от досады даже махнул головой. – Не стоит забивать себе голову бреднями. Главное, что Алексей-Камил пообещал отстать от дяди Ивана. Вот и славненько, и пускай с ума потихонечку сходит, грызет себе печенку. Вычеркиваем Верблюда-Кэмэла-Камила из памяти».

Рядом с ним, натужно заскрипев тормозами, остановилась белая «Волга». Водитель, высунувшись из окошка, спросил у Вадима, где находится переулок Пристанской. Вопрос было нетрудным – в этом переулке стоял дом дяди Ивана. Он указал парню на ветлу, раскинувшуюся на нужном перекрестке, и не торопясь пошел следом за сорвавшимся с места автомобилем.