Разборки дезертиров - Сергей Зверев Страница 11

– О, дьявол, как там тебя… – ругался комроты, притоптывая от нетерпения. – Короче, парень, ты у нас охотник, давай вещай.

– Атчытагын его зовут, – хохотнул Капустин. – А фамилия вообще не произносится. Да и нет у него никакой фамилии – рядовой Атчытагын, и баста. Но боец растет нормальный.

– Их к христианству приучали в последнюю очередь, – пояснил кто-то из интеллигентных. – Так и не приучили толком. Вроде крестят, а имена какие-то не людские, традиционные – Рыктынгыыты всякие, Эвиискивы…

– А у исландцев вообще нет фамилий, – блеснул еще один знаток, – а только имя и отчество. Законом запрещается иметь фамилии. А если выезжают за границу, то отчество становится фамилией.

– А ну замолкли, бойцы! – зарычал сержант. – Ишь, разговорились. Чего ты там возишься, Атчытагын? Вещать будешь?

– Да все понятно, товарищ сержант, – чукотский юноша приподнялся с колен. – Двое их, один хромой на правую ногу. Пытались машину вытолкнуть. Истоптали тут все. Туда пошли, по канаве. – Боец простер ладонь вдоль левого водостока. – Полчаса прошло…

– Полчаса? – возбудился Хомченко. – Ты уверен, солдат?

– Атчытагын зазря не скажет, товарищ капитан, – обиженно сказал рядовой. – Говорю, полчаса – значит, полчаса. Но далеко не прошли, однако, высокий хромает.

– Дадим запас, – задумался комроты. – Максимум три версты они отмахать могли. Вряд ли, но допустим… В общем, слушай сюда, мужики! Шестеро со мной, и ты, Капустин, тоже! Остальные проезжают три версты, рассыпаются цепью – и навстречу. Стрелять в крайнем случае – своих поубиваете. Ефрейтор Шинкаренко, командуйте!

Карусель продолжала вертеться, со скрипом наращивая обороты…

Самое время выходить из игры, отказаться от выполнения задания и хватать попутку до Марьяновска. Плевать на «высокие» распоряжения. Одно дело – спасать доведенного до отчаяния парня, совсем другое – протежировать убийце. Не важно, кто из них нажимал на курок. Убили якута, стреляли в электриков. Но мы работали, очевидно, по инерции. Почему мы оказались в компании Капустина и Хомченко? Из-за Леньки Аристова, который заявил, что надоело ему трясти ливером в кузове, хочется прогуляться, тем более дождь прошел? Охваченный всеобщим возбуждением, я не возражал.

Мы упорно не могли понять, во что ввязываемся. Но кто знал?!

Ушел «Урал», бойцы растянулись, началось движение. Сумерки вступили в заключительную фазу. Мы шли по водостоку за цепочкой солдат. Ленька шепотом травил анекдоты; Булдыгин по устоявшейся традиции ворчал о старом, больном организме, о хреновой погоде, чреватой инсультом, о том, что бес его попутал вылезти из кузова – это Ленька во всем виноват, а также Луговой – ничтожная, жалкая личность.

Перемены в ландшафте были налицо. Низкорослая чаща слева от дороги куда-то подевалась, вырастали скалы причудливых очертаний. Поначалу отдельные глыбы в компании деревьев, потом растительной массы стало меньше, скалы уплотнялись, возвышались острожными стенами, и вскоре растительность пропала, уступив место бездушному камню.

– Рискуем, товарищ капитан, – подал голос Капустин. – Скалы прочесать бы надо.

– Не надо, товарищ сержант, – опередил комроты смекалистый Атчытагын, чиркающий спичками и совершающий экскурс чутким носом. – Я иду по следу, они не сворачивают…

Наша компания подобралась к дезертирам значительно раньше, чем команда ефрейтора Шинкаренко. Версты не успели пройти. Совсем умотались дезертиры. Тень качнулась под скалой – кто-то пытался взгромоздиться на уступ. Еще одна тень – подсаживала первую. Куда это они собрались? – мелькнула мысль. И сразу же расширилась, обернувшись во всеохватывающую идею: а вдруг, – подумал я, – эти парни УЖЕ ПРИШЛИ?! Не поперлись бы они в Чебаркуль. Не в Чебаркуль им надо!

Попутно я отметил необычную форму скалы, под которой копошились люди. Ее очертания возвышались над прочими. Зубастая вершина – словно расщепленная молнией – на фоне монотонной мути… А потом события накрыли. Подобраться незамеченными к этой сладкой парочке уже не получалось. Стоящий на уступе обнаружил облаву.

– Димон, атас, гансы!!! – раскололо сырую тишину.

– Пыряев, Райнов, вы окружены, не вздумайте стрелять! – выкрикнул капитан Хомченко.

Автоматная очередь хлестнула по ушам. Мы скорчились в водостоке. Сдавленно вскрикнул солдат. Отделение вразнобой попадало в грязь. Заматерился Капустин.

– Мужики, вы что, охренели?! – взвизгнул Хомченко. – Бросайте оружие, перебьем же, на хрен!!!

Новая слепящая очередь. Намерения дезертиров окончательно прояснились. Череда вспышек – магазин опустошен. Снова две фигурки копошились на уступе. Пропали. Огненный ливень хлестнул, кромсая камень. Смотрелось это, конечно, впечатляюще, но, боюсь, на уступе уже никого не было.

– Прекратить огонь!

– Командир, Атчытагына подстрелили! – крикнул Капустин.

– Живой? – скрипнул зубами Хомченко.

– А хрен его знает… Вроде живой. Шевелится… Блин, Гаврила же ты, Атчытагын!

– Черт… Эй, вы, двое, кто там ближе – раненого на дорогу! Остальные – вперед!

И какая нелегкая вынесла меня из водостока? Сидел бы, не парился. Подтянулся на руках, выбросил ногу, перекатился.

– Мишаня, ты куда? – испуганно вякнул Булдыгин.

– Сиди, Викторыч, – буркнул я. – Не твое это дело – под пулями танцевать.

Краем глаза я отметил, что поднялся Аристов, выкатился из канавы, распластался в грязи.

– Куда, неугомонные? – сдавленно шикнул Булдыгин.

– Что, Булдыгин, страшно одному? – натянуто хихикнул Аристов.

Двое солдат, чертыхаясь, отклячив задницы, волокли по земле стонущего бойца.

– Держи, прокуратура… – швырнул мне Капустин бесхозный автомат.

Я поймал, отбив палец. Спасибо за подарочек, как говорится. Зачем он мне? Я схватил приобретение за антабку, как когда-то учили, приподнял ствол, чтобы не заляпать грязью. А остатки отделения уже ломились на прорыв, подгоняемые сержантом. Трое бойцов, Капустин, капитан Хомченко – черные тени, хлюпающие по сырому глинозему – пробежали вдоль стены, сгрудились на уступе. Кто-то выпустил очередь на всякий случай. Но дезертиры уже смотались. Солдат вскарабкался на возвышенность, сел на корточки. Двинулся дальше, согнувшись. За ним второй, третий. Неведомая сила толкнула меня к скале. Что за странная привычка доводить до абсурда любое поручение вышестоящих? Когда я подбегал к уступу, черным монолитом отторгающемуся от скалы, на нем уже никого не было. Забросив автомат за плечо, я схватился за шершавый выступ, оттолкнулся пятками. Взгромоздился на камень, словно на трибуну, протянул руку возбужденно пыхтящему Аристову.

– Адреналинчик, Мишка? – шутил Ленька, вползая на верхотуру. – О, кто это на пятки наступает? Павел Викторович, ты созрел для настоящей мужской работы? Или страшно одному?

Впоследствии мне открылось сногсшибательное знание: на ту тропу, тянущуюся вдоль скалы, попасть можно было единственным способом – его подсказали дезертиры. Они прекрасно знали, куда идти, и целенаправленно двигались в нужном направлении. Ориентир – высокая скала, расщепленная надвое! За выступом – обширное углубление, щель в махине, и узкая тропа, тянущаяся вплотную к монолиту. Впереди кряхтели солдаты, а я вспомнил про допотопный советский фонарик в рюкзаке. Пока копался, прошло время. Тропа виляла, повторяя контур скалы, под ногами скрипела крошка – то ли сланец, то ли известняк. Стена неровная, с острыми элементами. Десять метров вдоль дороги, а потом она куда-то пропала, стены обступили, черно-бурые, в лишаях и трещинах, с острым каменным запахом (оказывается, есть такой). А потом пространство разомкнулось, открылся проход между мощными глыбами. Где-то впереди сопели солдаты, покрикивал сержант – вперед, бойцы, и не стонать, последний рывок, уйдут же, гады…