Я - Инквизитор - Александр Мазин Страница 10

«Я не буду убивать! – сказал он сам себе.– Я только верну долг!» Гири, говорят японцы. Груз обязательств.

Андрей выключил магнитофон и свернул направо, на Благодатную, а потом еще раз направо – во двор. Здесь он остановился, вытащил магнито-лу и спрятал под сиденье. Часы показывали 22.58. Поздновато, конечно, но Слава поймет.

Дверь открылась раньше, чем Ласковин нажал на кнопку звонка.

– Не шуми,– сказал Зимородинский, пропуская его внутрь.– Дашенька с хлопцами спят! Давай на кухню.

Слава усадил его за стол, налил плодового чаю и с невероятной быстротой изготовил несколько бутербродов. За ним было очень приятно наблюдать: Зимородинский двигался по кухне так же, как на татами: быстро, легко, без единого лишнего движения. Мастер всегда мастер.

Только откусив от первого бутерброда, Андрей сообразил, насколько голоден.

– Лимонник? – спросил он, отхлебнув чай.

Зимородинский качнул головой:

– Не только.

Белый спортивный костюм подчеркивал смоляную черноту его волос и жестких, загибающихся к подбородку усов.

– Почувствовал, что я иду? – спросил Андрей.

– Проще.– Слава улыбнулся, и лицо его приобрело выражение Хитрого Лиса.– Увидел твою машину во дворе. Ты кушай, кушай! Сытый голодному не товарищ.

Мягкое «г», от которого Слава не избавился за годы жизни в Питере, загнутые книзу усы и эта хитрая улыбка сообщали всякому, что родился Слава намного южнее Северной столицы. Но лишь немногие знали – насколько южнее. В Питер Зимородинский действительно перебрался из Днепропетровска. Однако впервые увидел свет в Алжире. Оттуда – в Китай, из Китая – на Кубу, снова в Китай и только в двенадцать лет, после смерти отца, оказался на Украине. Впрочем, Зимородинский не скрывал, что к боевому искусству впервые приобщился не в буддийских храмах, а в областном городе Днепропетровске, когда его тренер по самбо вдруг увлекся каратэ-до. Там, на Украине, это было баловство. Мастерством он был обязан полутора годам армейской службы, прожитым в деревянном бараке с шестью такими же сержантами-связистами и тремя вольнонаемными из местных. Один из последних, бурят по национальности, решил, что из младшего сержанта срочной службы выйдет неплохой ученик. После дембеля Слава не поехал домой, а остался там же еще на три года. Вернулся на Украину только тогда, когда его наставник решил, что обучение окончено. Спустя год Зимородинский занял первое место в своем весе на закрытом чемпионате в Таллине. И был замечен абсолютным чемпионом и одним из лучших каратеков страны. Спустя еще год Вячеслав Зимородинский переехал в Питер и получил первый дан. Его бурятский учитель данов не присваивал: есть мастер и есть ученик. И все остальное население земли. Прошел еще год – год расширения легализации и «спортизации» каратэ, и Совдеп скорчил очередную гримасу. Каратэ было запрещено, большой сэнсэй угодил за решетку (для повышения бойцовских качеств зэка, надо полагать), а сам Зимородинский, от греха подальше, вернулся на Украину. Но прошло всего два года – и он снова оказался в Питере. Этот город как наркотик. Его ядовитые испарения проникают в кровь, и избавиться от них можно разве что на солнечных берегах Калифорнии.

Таким был человек, ставший когда-то сэнсэем Андрея и по сей день остававшийся самым надежным его другом. Ласковин пришел к нему не за помощью: втягивать в свою борьбу человека с семьей, человека уязвимого, он бы усовестился. Ни Слава, ни Митяй в этом деле ему не соратники. Андрей пришел к Зимородинскому за пониманием, однако первый вопрос, который задал ему Слава, выслушав:

– Зачем это тебе?

– Я виноват,– сказал Андрей.– Парень пострадал из-за меня.

– С ним должно было случиться подобное,– возразил Зимородинский.– Я знаю Гудимова! Скорее уж я виноват, чем ты, раз не сумел научить его смирению. Ты хочешь ему помочь? Хочешь, чтоб я ему помог? Я помогу.

Это были не пустые слова. Методы Зимородинского были не менее эффективны, чем традиционная медицина. Особенно если дело касалось травм.

– Я помогу. Что еще?

– Еще я должен наказать этих!

– Андрей,– Зимородинский покачал головой,– разве ты можешь наказать всех? Волк хочет задрать овцу. Может ли глупый щенок помешать?

– Я не глупый щенок! – возразил Андрей.– Ты прекрасно знаешь!

– Это ты так считаешь. Ладно. Ты не щенок. Ты – тигр. Так вот, и тигр уступает стае диких собак. Вспомни Киплинга.

– Значит, ты считаешь, что я должен спасовать?

– Разве я так сказал?

– А разве нет?

Зимородинский засмеялся.

– Я спросил,– напомнил он,– зачем это тебе? Тебе, который уселся на обочине дороги только потому, что испугался собственной силы!

– Я не хочу убивать ради позолоченной медальки! – вспылил Ласковин.

– Вот! – с удовольствием сказал Зимородинский.– То, что требовалось! Только не кричи, пожалуйста, хлопцев разбудишь! Ты сказал: не хочу убивать ради позолоченной медальки. Разве я спорю? А теперь ты убивать готов. Ради чего?

– Не убивать… – буркнул Ласковин.– Драться.

Слава усмехнулся.

– Драться! – Андрей опять повысил голос, но вспомнил о спящих и добавил значительно тише: – Драться. Ради справедливости.

Слова показались истертыми, как коврик под дверью.

Зимородинский окинул ученика особым, «рассеянным» взглядом. Смотрел больше минуты, так что Андрею стало не по себе.

– Думаю, ты прав,– сказал он наконец.– Это твоя карма. И никуда тебе не деться. Жаль только, не я стану твоим проводником на этом пути. Могу, впрочем, дать несколько советов.

– Да? – Андрей машинально глотнул тепловатый чай. Это было не очень приятное чувство: видеть человека, знающего о тебе больше, чем ты сам. Зато было очень приятно слышать, что Зимородинский не считает его идиотом.

– Первое,– произнес сэнсэй.– Не важно, что ты делаешь. Не важно – зачем. Важно – как!

– Буддизм,– скептически улыбнулся Ласковин. И обнаружил, что хорошее настроение вернулось к нему.

– Скорее, Дао,– уточнил Зимородинский.– Может быть, тебе придется отнимать чужие жизни… Не спорь! Я сказал: может быть! Это не должно повиснуть на тебе. Теперь о конкретных действиях,– деловито продолжал он.– Как думаешь, когда в этом притоне на Мастерской будет больше всего людей?

– Вечером. Часов в семь. Но я не собираюсь тянуть до вечера…

– Зря. Как ты помнишь, воин сам должен выбирать время и место боя. Учитывая эффект неожиданности и собственную готовность. Тебе нужно время, чтобы подготовить свой дух. И чтобы подготовить возможные пути отхода. Ты не можешь выбрать благоприятное место атаки, но иметь выбор в отступлении ты можешь. Это главное. Атаковать ты сумеешь, но потом последует ответ, и это будет намного опаснее.

– Да, понимаю,– сказал Андрей, хотя, честно говоря, до сих пор не рассматривал будущее с этой точки зрения.