Разрешение на штурм - Сергей Москвин Страница 10

5 мая – вторник 21.50

Едва Шах нажал клавишу разъединения на своем мобильном телефоне, как его губы плотно сжались и вытянулись в тонкую линию, мгновенно стерев с лица жизнерадостную беззаботную улыбку, с которой он разговаривал со своим московским агентом. Можно обмануть пронырливого журналиста. Даже не в меру подозрительного Абу Умара можно ввести в заблуждение. Но нельзя обмануть самого себя. Следует признать, что акцию в России придется проводить в условиях противодействия российской контрразведки. Значит, операцию нужно максимально форсировать, пока контрразведчики не вышли на ключевые фигуры всей комбинации...

Хозяина усадьбы он нашел в его верхнем кабинете. Расположившись в таком же, как в подземном бункере, резном деревянном кресле перед экраном огромного плазменного телевизора, Абу Умар внимательно следил за выступлением экономического обозревателя с арабского телеканала. Тот рассказывал об изменении котировок акций мировых нефтедобывающих компаний после вчерашнего взрыва на иракских нефтепромыслах, осуществленного боевиками «Аль-Кайды». При появлении своего помощника Абу Умар предостерегающе поднял руку и, лишь дослушав комментарии обозревателя до конца, выключил телевизор и повернулся к вошедшему. Взгляд глубоко посаженных глаз уперся Шаху в переносицу.

– Что привело тебя ко мне?

– Мой человек в Москве только что сообщил, что российская контрразведка приступила к расследованию гибели русского ученого и членов его семьи.

Глаза Абу Умара гневно блеснули:

– Я говорил тебе, что их смерть ни у кого не должна вызвать подозрений! А ты вновь ошибся!

– Нет, хозяин! В Египте я и мои люди сработали чисто. Но этот академик был важной фигурой у русских, поэтому их контрразведчики и проводят проверку.

– Что они могут узнать?

– То же, что и египетские власти: смерть в результате автомобильной аварии, – уверенно заявил Шах, хотя сам вовсе не был уверен в своем ответе.

– Значит, ты полагаешь, что для операции, которую мы начали сейчас в России, опасности нет?

– Опасность есть всегда, даже когда кажется, что все идет безупречно, – твердо ответил Шах. – Поэтому нужно постоянно быть готовым к возможным контрмерам со стороны противника, в данном случае, эф эс бэ, – по буквам произнес он, – службы безопасности русских.

Шейх одобрительно кивнул, из чего Шах сделал вывод, что его ответ понравился Абу Умару.

– И в чем, по-твоему, должна заключаться эта готовность?

Именно такого вопроса Шах и добивался.

– Сначала нужно изучить врага, чтобы предвосхитить его возможные действия.

Абу Умар ухмыльнулся:

– Четыре года в Москве ты только тем и занимался, что изучал службу безопасности русских.

– Я говорю о конкретном противнике, – парировал его выпад Шах. – Мой человек назвал мне фамилию русского полковника, который непосредственно работает по делу. И я прошу вашего разрешения, хозяин, проверить его по всей базе данных нашей организации.

Абу Умар молча снял с подлокотника своего кресла ониксовые четки и несколько раз щелкнул нанизанными на нитку камушками, лишь после этого поднял взгляд на застывшего перед ним в ожидании Шаха и произнес:

– Хорошо. Хамад тебя проводит. Пароль доступа ты знаешь.

Спустившись в подземный бункер, где накануне проходила его встреча с хозяином усадьбы, Шах отпустил секретаря Абу Умара и уселся за компьютер, связанный с сервером главной компьютерной базы данных «Аль-Кайды». Введя персональный пароль и дав возможность подключенной к компьютеру видеокамере просканировать радужную оболочку своего глаза, он получил доступ к святая святых организации, которым обладали лишь несколько высших руководителей «Аль-Кайды». База данных содержала сведения обо всей разветвленной сети «Аль-Кайды» и других связанных с нею радикальных исламских организаций, а также о спецслужбах ведущих мировых держав. Шах вошел в раздел «Спецслужбы Российской федерации» и, запустив программу контекстного поиска, ввел фамилию Егоров. Несколько минут ничего не происходило, лишь на системном блоке интенсивно пульсировал световой индикатор обращения к жесткому диску. Но затем на мониторе высветилось диалоговое окно, и Шах жадно впился глазами в выведенный на экран текст.

«Егоров Андрей Геннадьевич, предположительно, 1962 года рождения. В 1985 году лейтенантом в составе отряда особого назначения КГБ СССР прибыл в Афганистан. Назначен на должность командира разведвзвода. Принимал участие в боевых операциях советских оккупационных сил в окрестностях Кандагара, Газни и Урузгана. Участник штурма укрепрайона Тора-Бора. В период с 1985 по 1989 год подразделение Егорова совершило более десятка диверсионно-разведывательных рейдов в районы сосредоточения отрядов моджахедов. При этом спецназовцами КГБ было уничтожено несколько десятков моджахедов, включая трех полевых командиров, взорваны шесть замаскированных складов с оружием, полностью уничтожены два высокогорных лагеря подготовки бойцов-моджахедов. В 1986 году Егорову досрочно присвоено звание старшего лейтенанта. В 1987 г. он назначен на должность заместителя командира разведроты. В 1988 переведен в оперативный отдел отряда особого назначения КГБ СССР. Награжден двумя орденами Красной звезды, а также орденом прокремлевского правительства ДРА.

В 1988 г. военным меджлисом моджахедов старший лейтенант КГБ Егоров объявлен врагом воинов Аллаха и всех правоверных мусульман и приговорен к смерти. В результате тщательно спланированной операции, внедренному в Царандой тайному агенту, осуществляющему связь с командованием отряда особого назначения КГБ СССР, удалось в марте 1989 года направить разведгруппу Егорова в заранее подготовленную засаду. Однако подразделение Егорова вырвалось из засады с минимальными потерями. Организовав круговую оборону, Егоров под перекрестным огнем эвакуировал всех своих людей, включая убитых и раненых, на вызванном им по рации десантно-штурмовом вертолете».

Дочитав последний абзац до конца, Шах вздрогнул всем телом. Перед глазами, как кадры старой кинохроники, проносились картинки из его прошлой жизни. Той жизни, где он еще не был Шахом, а носил имя Салаутдин Агджа и служил офицером в службе безопасности Демократической Республики Афганистан, отвечающим за координацию действий Царандоя с отрядом особого назначения КГБ СССР. Во время четырехлетнего обучения в Высшей школе КГБ в самой Москве Агджа, помимо освоенного им русского языка, получил первоклассную оперативную и боевую подготовку. Командование размещенных в Афганистане советских войск и подразделений госбезопасности полностью доверяло ему. Никто из русских, направивших его на учебу в Советский Союз, даже не задумался, что молодой, смышленый сотрудник Царандоя в действительности – афганский моджахед. Благодаря его тайной деятельности планы множества операций советских войск стали известны моджахедам, а сотни, если не тысячи, презренных гяуров нашли в Афганистане свою смерть. Он не запоминал имен тех русских, которые угодили в организованные по его наводке засады и остались лежать холодными трупами на горных тропах и перевалах или оказались пленниками моджахедов, чтобы затем превратиться в такие же освежеванные или обезглавленные трупы. Но одно имя он все-таки запомнил – Андрей Егоров. Русский старлей прилетел на вертушке на базу с перебинтованной головой и двумя трупами своих людей. Не дожидаясь, когда его бойцы, среди которых, кстати, не было ни одного, кто бы не получил ранения, выгрузятся из вертолета, Егоров спрыгнул на бетонку и бросился разыскивать его. И нашел. Но на его счастье и к несчастью старлея, кроме самого Агджи, в штабной комнате находились еще несколько человек. Они и повисли на руках Егорова, когда он вытащил пистолет, собираясь его пристрелить. Тогда русский старлей стал орать, что Агджа предатель. Он еще упомянул имя своего погибшего друга – Павла Кислякова! Да, точно. Но в тот момент ему никто не поверил. Все сочли, что после ранения в голову и контузии старлей повредился рассудком. Зато, когда на следующий день Егоров все-таки доказал свою правоту, штабным офицерам оставалось только кусать себе локти, потому что Агджа еще ночью покинул расположение советской военной базы, перебравшись в один из отрядов Абу Умара. В том же году русские убрались из Афганистана. Вместе со всеми вернулся в Союз и Егоров. Превратившийся в Шаха Салаутдин Агджа постепенно забыл о русском офицере, едва не пристрелившем его на советской военной базе под Кандагаром в далеком 89-м году. Когда позвонивший из Москвы журналист назвал Шаху фамилию Егорова, его память осталась глуха. Но, прочитав с экрана компьютера информационную справку о российском офицере, он вспомнил и его горящие ненавистью глаза, и ствол направленного в лицо пистолета в его руке. Как же он жалел в тот момент, что угодивший в голову Егорова осколок гранаты не вышиб ему мозги. Скрывшись с военной базы русских, он решил, что их схватка закончилась. И, как оказалось, ошибся. Она лишь отложилась на пятнадцать лет.