Пуля из будущего - Сергей Самаров Страница 10

Алексей ведь не имел даже бронежилета, который уже примерил садист и забыл снять. Первая же пуля его остановит. Да и бронежилет в такой ситуации панацеей быть не может. Слишком мала дистанция, да и направление ствола прямое. Бронежилет спасает, когда стреляют под углом или издалека.

Командир взвода старший лейтенант Крамолов всегда учил солдат, что свой организм уважать надо, не подставляться ни под пулю, ни под удар. Он всегда ответит на это взаимностью.

Какой смысл был Алексею сейчас подставляться? На что ему можно было рассчитывать, когда он один, безоружный, против трех автоматных стволов? Пусть боец спецназа ГРУ и просчитал заранее ситуацию по своему освобождению, но сейчас она другая и не несет в себе ничего хорошего.

Значит, следует просто ждать, представлять обстановку, просчитывать ее, даже создавать самому и использовать, когда наступит подходящий момент. Он ведь сейчас не видел даже садиста, сидящего напротив. В ответ на любое его резкое движение последовало бы нажатие спускового крючка автомата снизу, с земли.

Поэтому рядовой Николаев спокойно выставил из обезьянника сначала одну ногу, потом вторую, придержался двумя связанными руками за дверь и спрыгнул на землю. При этом он получил болезненный тычок автоматным стволом в спину. Садист не удержался!..

Этот негодяй тоже собирался вылезать из машины, поэтому Алексей сделал шаг в сторону. Пленник подсуетился очень даже вовремя, потому что тут же последовал удар ногой. Он должен был бы прийтись между лопаток, но получилось так, что башмак садиста лишь попусту рассек воздух, как час назад — приклад. Садист не удержался в обезьяннике и опять упал сам, без всякого внешнего воздействия.

Мат и смех взвились до небес. Впрочем, сам Николаев даже не улыбнулся. Он смотрел на ситуацию и не проявлял своих эмоций. Хотя мысленно Алексей опять представил, как он обернулся и врезал каблуком в физиономию бандита.

Он на будущее отложил в памяти очень полезный факт: садист неуклюж и на ногах держится неуверенно. Тело у него крупное, большое и сильное, а ноги, видимо, слабые. Они с трудом носят такое тело. Любая потеря равновесия чревата для садиста падением. Как он еще умудряется ничего себе не ломать? Хотя, может быть, такое и случается, но не каждый день.

Садист выдавал такой отборный мат, что не каждый сантехник или грузчик сумел бы его повторить. Внезапно окно дома осветилось. Потом открылась дверь. На крыльцо вышла женщина, а за ней — девочка лет пятнадцати. Садист заткнулся так резко, словно язык откусил, и на ноги вскочил как солдат при появлении в казарме генерала.

Женщина смотрела перед собой властно и холодно. Девочка из-за ее спины проскочила на крыльцо, подбежала к садисту, сказала что-то на своем языке и крепко обхватила его руками.

На то, чтобы хорошо рассмотреть девочку, света явно не хватало, но все же рядовой Николаев удивился, что у этого редкого урода такая красивая дочь. Еще больше он удивился, что это грубое и злое существо, оказывается, можно любить. Да, девочка явно обожала садиста и была рада его появлению.

Женщина что-то сказала. Ответил ей третий бандит. Разговор велся на каком-то местном языке, которого рядовой Николаев не понимал, но говорили явно о нем, о пленнике.

Женщина была чем-то недовольна. Высокая, властная, она казалась той силой, которая правит не только в этом доме и дворе, но и за их пределами. Все трое бандитов ее откровенно побаивались. Их тон был даже слегка услужливым.

Но разговор не завершился. Посреди пространной речи, с которой к женщине обращался садист, она вдруг резко повернулась, что-то сказала девочке и ушла в дом.

Где-то совсем рядом вдруг сильно и грубо залаяла собака, судя по всему, очень крупная и злая. Рядовой Николаев, услышав этот лай, лишь слегка вздрогнул. Все три бандита испуганно шарахнулись в сторону, словно псина была между ними, посреди двора.

К собаке пошла девочка. Она сделала всего несколько шагов к высокому, почти в ее рост, деревянному забору, скрипнула калиткой и вошла куда-то. При этом девочка что-то говорила на своем языке, высоким тонким и певучим голосом.

Похоже было, что собака находилась в вольере, потому что не бряцала цепь, как обычно бывает, когда животина с нее рвется. Почему собака не залаяла сразу, когда машина въехала во двор и из нее вышли люди, Алексею было непонятно.

— Адина сказала, что ты, если захочешь, все равно убежишь, — сказал бандит в полицейской форме, ткнув рядового Николаева в живот стволом автомата. — А если не убежишь, то принесешь всем нам несчастье. Она хочет, чтобы ты что-то для нее сделал, а потом убежал. Мы тоже хотим свое дело сделать. Я все равно возьму за тебя деньги. А потом уж и убегай, куда хочешь. И мне, и Устасу, и Джанхоту — всем нам наплевать на твою жизнь. Оставайся живым и здоровым. Мы не те люди, которые просто так будут человека убивать. Но нам деньги нужны, и мы их получим.

— Кто такая Адина? — поинтересовался Алексей, вопросительно поднял брови и кивнул в сторону двери, в которую только что вошел садист с какой-то коробкой.

— Жена Устаса. Мы ее охраняем. Она — видящая[1].

Третий бандит ткнул полицейского локтем в бок и тот резко замолчал. Видимо, понял, что стал болтать лишнее.

Садист вышел на крыльцо, посмотрел на всех сверху и пробурчал:

— Заходи. — Этот приказ явно относился к рядовому Николаеву.

Алексей посмотрел на двух других бандитов. Тот из них, который был в полицейской форме, подтолкнул его стволом автомата в сторону крыльца. Пришлось идти. Собака при движении пленника залаяла сильнее, словно понимала его положение в этом дворе и не хотела пускать в дом. На крыльце Устас остановил рядового Николаева и долго ковырялся, распутывая узлы на руках, которые сам же и затянул.

— Да разрежь ты, — сказал третий бандит. — Дать нож?

— Веревка хорошая, жалко.

Алексей понял, что Устас соответствует характеристике, которую ему дал у крыльца магазина третий бандит. Он и в самом деле жадный.

Узлы наконец-то поддались толстым грубым ногтям Устаса. Рукам пленника стало легче без веревок. Николаев начал усиленно растирать запястья. Застывшая кровь ринулась в сосуды кистей и пальцев, и это было даже больно. Впечатление такое же, как после мороза, когда ты долго ходил с голыми руками, а потом попал в теплое помещение. Тогда кровь тоже начинает с силой прорываться в пальцы. Только здесь все ощущения были в несколько раз сильнее.