Пятьдесят на пятьдесят - Феликс Фрэнсис Страница 10

Мало того, меня даже завтраком угостили.

— От нас требуют накормить завтраком пьяниц прежде, чем они предстанут перед судом, так что и вам завтрак тоже полагается, — сказал дежурный сержант.

— Спасибо, — сказал я и принял от него поднос с порцией хлопьев, тостом и чашкой сладкого чая. — Скажите, а у вас случайно нет утреннего выпуска «Рейсинг Пост»?

— Не испытывайте моего терпения, мистер Тэлбот, — с ухмылкой ответил он.

Следует отметить, в моих глазах рейтинг полиции вырос в несколько раз, если не считать, конечно, старшего инспектора Льювелина. Но, к счастью для меня, его пока что видно не было, и я, вволю попользовавшись их гостеприимством, взял такси и поехал на ипподром.

Без десяти восемь утра я вошел на все еще закрытую автостоянку и обнаружил свой старенький «Вольво» на том самом месте, где оставил. Он стоял такой одинокий, на траве, недалеко от лаза в изгороди, и там, где вчера лежал отец, теперь был натянут белый тент, огороженный сине-белой лентой с надписью: «ПОЛИЦИЯ. ДОСТУП ВОСПРЕЩЕН». Тент охранял констебль с усталым лицом, по другую сторону сидели телевизионщики, команда из трех человек — без сомнения, дожидались выпуска утренних новостей, чтоб выйти в эфир прямо с места происшествия.

Я не стал сообщать им, что был главным свидетелем преступления. Вместо этого подошел к машине, завел мотор, чтобы прогреть, и использовал прикуриватель, чтобы зарядить мобильный телефон.

А потом позвонил Луке.

— Ты уж извини, — сказал я ему, — но сегодня заехать за тобой и Бетси никак не могу. Сможете добраться поездом?

— Без проблем, — сонно ответил он. — Ну, до встречи. — И повесил трубку.

Я сидел на водительском сиденье и оценивал ситуацию.

Вчера я обнаружил, что не был сиротой все эти годы и осиротел уже по-настоящему примерно через час. Или все-таки был? Действительно ли мужчина в льняном костюме был моим отцом? Старшему инспектору Льювелину я сказал, что убежден в этом, но теперь, в холодном свете нового дня, далеко не был в том уверен. Неужели у меня в Австралии есть две сестры? Если да, то кто-то должен сообщить им об убийстве отца. А может, им все равно? Интересно, знали они обо мне или нет? И какая у них фамилия, Тэлбот или Грейди? А может, совсем другая?..

Я достал из кармана копию водительского удостоверения, взглянул на черно-белую фотографию отца. Он смотрел в объектив камеры, казалось, глаза его заглядывают прямо мне в душу. Алан Чарльз Грейди, значилось в документе, проживает по адресу 312 Макферсон-стрит, Карлтон-Норт, Виктория 3054. Интересно, какой у него дом? Я решительно ничего об отце не знал.

Я снова принялся размышлять: а был ли прав сержант, утверждая, что напал преступник на нас не с целью ограбить меня, но расправиться с отцом? Тут же спохватился, что думаю о нем как об отце, что помогло ответить хотя бы на один из вопросов. Но к чему понадобилось нападать на него и уж тем более убивать?

«Где деньги?» — злобным шепотом спрашивал убийца. В тот момент я думал, речь идет о деньгах, заработанных на букмекерстве. Но, может, у отца были деньги, заработанные каким-то другим путем? Или взятые в долг? Полиция показала мне содержимое его карманов. Помимо водительского удостоверения и кредитной карты на имя Грейди, там лежал обратный билет из Ватерлоо в Аскот, пакетик леденцов, а также билет, выданный мной на скачках, с надписью «ДОВЕРЯЙ ТЕДДИ ТЭЛБОТУ». Ну и еще около тридцати фунтов наличными. Разве за это убивают?

«Будь очень осторожен», — успел шепнуть мне умирающий отец, лежа на траве, на том самом месте, где теперь возвышался белый тент. «Бойся всех и каждого».

Но кого именно мне бояться? Я с тревогой огляделся по сторонам, пытаясь заметить подбирающегося врага. Но в машине я сидел один, место преступления охранял полицейский, а телевизионщики упаковывали свое оборудование, видно, успели выйти в эфир.

Я позвонил Софи. Вернее, попробовал, поскольку к телефону она не подходила. Очень на меня разозлилась. Так, во всяком случае, она сказала, когда я позвонил ей из больницы в Вексхем-парк, предупредить, что приехать не смогу. Я прикидывал, что еще ей сказать, но потом решил не упоминать о внезапном появлении в моей жизни отца, за чем последовало его равно неожиданное и уже окончательное исчезновение из этой самой жизни. Стресс приведет только к ухудшению ее состояния и закончится приступом тяжелейшей депрессии. Сейчас ей стало немного лучше, и я надеялся забрать ее домой в самом скором времени, где она пробудет до следующего приступа.

Состояние Софи можно было сравнить с американскими горками — то взлет вверх, пик мании, то вдруг провал, глубокое погружение в отчаяние, и с каждым новым циклом взлеты и падения становились все круче и глубже. А перемежалось все это относительно спокойными периодами, когда она мыслила вполне рационально. То были хорошие времена, когда мы вели нормальную семейную жизнь. Но, к сожалению, они выдавались все реже и становились все короче.

«Опять напился?» — с укором в голосе спросила она.

Алкоголиком я не был. Совсем напротив: я никогда много не пил. Но Софи с ее загадочным мышлением почему-то была уверена в том, что я алкоголик. Что ж, эта навязчивая идея в каком-то смысле пошла на пользу моему здоровью, я редко употреблял спиртное. Так спокойнее.

За четыре часа до нашего с ней разговора я позволил себе кружку пива, но поклялся ей, что не выпил и капли. Она не поверила.

«Ты постоянно напиваешься, — громко сказала она в трубку. — И не хочешь приезжать ко мне потому, что пьян в стельку. Ну, признайся».

В этот момент я был близок к тому, чтобы рассказать ей об отце, о том, что его убили и что я не могу приехать потому, что меня допрашивает полиция. Но она могла подумать, что убийца я, и это повергло бы ее в очередную депрессию, из которой она постепенно выкарабкивалась. Уж лучше пусть думает, что я пьяница, а не убийца.

«Прости, — сказал я, так ни в чем и не признавшись. — Приеду повидать тебя завтра».

«А завтра, может, меня не будет», — уже спокойней ответила она. То был ее способ в очередной раз заявить мне, что однажды она покончит с собой. Так, всего лишь маленькое напоминание о том, что контролирует ситуацию именно она. Это была игра, в которую мы играли последние лет десять как минимум. Я не сомневался — она была убеждена в истинности своих слов. Но по прошествии всего этого времени я как-то не очень ей верил. И считал, что она способна совершить самоубийство только во время маниакальных фаз, когда ей начинало казаться, что она наделена некими сверхъестественными силами. Просто однажды рядом с ней может не оказаться человека, который не даст ей выброситься из окна, когда она вдруг вообразит, что может летать. Нет, это не будет самоубийством, скорее несчастным случаем.

Надо признаться, я был по горло сыт подобным существованием. И в самые мрачные и тяжелые моменты задавался вопросом: может, самоубийство стало бы лучшим исходом, в том числе и для меня?..

На второй день Королевских скачек в Аскоте особого ажиотажа не наблюдалось. Умы присутствующих занимало убийство на автостоянке, толпа возбужденно обменивалась самыми невероятными версиями.