Жиган против террористов - Сергей Зверев

Сигнал телефона поднял Константина еще до рассвета.

– Алло! – сказал он хриплым спросонья голосом. – Алло! Говорите! Вас не слышно. Какого черта вы молчите? Сейчас пять утра! Позвоните после восьми.

Он слышал дыхание человека, который молча держал трубку телефона у своего лица. В пять утра звонят только в двух случаях: если случилась беда и ждать до утра невозможно или если хотят удостовериться, что человек, которому звонят, находится дома.

Константин был уверен, что на этот раз позвонили «гости». Он их не приглашал, но ждал уже давно.

– Кто это? – пробормотала Наташа, когда Константин положил сотовый телефон на столик рядом с кроватью.

– Спи, это меня, – спокойно ответил Константин. – Я сейчас…

«Это меня хотят убить, – уточнил он про себя. – А заодно и тебя, чтобы не оставлять свидетелей».

Он поцеловал Наташу, поправил на ней одеяло и вышел в темную гостиную.

Самым неприятным в ожидающей его встрече с «гостями» было то, что Константин не мог применить против них оружие. Он и так чудом – только в результате вмешательства очень влиятельных сил – оказался на свободе. Стоит ему взять в руки пистолет при свидетелях, как он тут же окажется за решеткой. И на этот раз – надолго.

Придется разбираться с «гостями» голыми руками.

Константин ждал этих «гостей». Они не могли оставить его в покое. У них был приказ уничтожить его, и они должны были выполнить этот приказ. Иначе у них самих возникнут серьезные проблемы, избавиться от которых не поможет даже бегство куда-нибудь в Южную Америку или, скажем, в Австралию.

Потому что «заказал» его не кто иной, как новоиспеченный депутат Государственной Думы Глеб Абрамович Белоцерковский, человек могущественный, за которым стоят миллиарды нефтедолларов, который финансирует несколько политических партий, интересы которого в официальной российской жизни отстаивают десятки политиков самого разного ранга, а в неофициальной – не меньшее число головорезов, киллеров и тому подобной публики, которую в окружении ГБ, как любят называть Белоцерковского журналисты, именуют просто «оперативниками».

Константин знал о причастности Белоцерковского к смерти его политического противника – крупного российского банкира Генриха Воловика. Пока Константин Панфилов прятался в Москве, словно крот, боясь вылезти на дневной свет и спокойно посмотреть людям в глаза, Белоцерковский не волновался. Но стоило Панфилову самому явиться с повинной и сдаться двум первым попавшимся милиционерам, как ГБ заволновался не на шутку. Константин сделал непонятный шаг, чего теперь от него ожидать – неизвестно. Не мог же знать Белоцерковский, что Константин сдался милиционерам только для того, чтобы спасти Наташу. Глеб Абрамович сделал единственный возможный в его ситуации вывод – Панфилов арестован, а что он рассказывает на допросах – одному богу известно.

Белоцерковский принял срочные меры, в результате которых к Панфилову был прикомандирован самый опытный из его адвокатов, с судьями проведена разъяснительно-корректирующая беседа, и Константин оказался на свободе. На свободе человека гораздо проще убить, чем в тюремной камере. Человек просто пропадает бесследно, некоторое время его безрезультатно ищут, а потом забывают о нем. Так, собственно, и случилось с Генрихом Львовичем Воловиком, тайна смерти которого оказалась известной Константину Панфилову. Значит, и с самим Панфиловым произойдет то же самое.

У Панфилова было много грехов перед законом – он часто применял пистолетный выстрел в качестве последнего аргумента в разговоре с бандитами. Но сам он бандитом не был. Однако Константин не мог не ответить тем же, когда его стремились убить. Разве его вина, что у него это получалось удачнее. Может быть, потому, что за спиной у Константина были и Афганистан, и зона, и целая «война» в Москве, которую он вел вдвоем со своим погибшим другом против всего московского криминалитета. А может быть, потому, что сильнее хотел жить, чем те, кто пытался его уничтожить…

Константин заранее продумал, как действовать, когда «гости» наконец появятся. Он после суда не выходил на улицу, справедливо полагая, что на оживленных московских улицах его слишком легко подстрелить. Не стоит все же облегчать своим противникам задачу.

При этом и Наташу они трогать не станут. Сама она им в общем-то не нужна. Да и убрать ее они смогут в любой момент после того, как справятся с Константином.

«Если справятся, – усмехнулся он. – Бывали ситуации и посложнее…»

Еще одно соображение – в квартиру они тоже не полезут, считал Константин. Они не могут знать, что оружием Панфилов решил не пользоваться, чтобы не подставляться под новый срок – Константин же их не предупреждал. А если начнут ломиться в квартиру, Константин перестреляет их всех как куропаток, это они себе хорошо представляли.

Поэтому у них оставался единственный вариант – ждать, когда он решится выйти на улицу. Он просидел дома уже две недели, и нервы у его преследователей, видно, сдали. Звонок свидетельствует о том, что они решили все-таки напасть на квартиру. Но в последний момент засомневались – там ли он, не выскользнул ли незаметно? Константин им подыграл – сделал вид, что не понял, кто это звонит. Пусть думают, что он не ждет их сейчас.

Константин вышел на лоджию, быстро огляделся и вскочил на перила. Ухватившись за прутья ограждения лоджии верхнего этажа, он подтянулся, пару раз перехватил поочередно руками и оказался этажом выше. Он проделал эту операцию еще два раза, пока не попал на лоджию последнего, девятого этажа. С нее через люк в бетонном перекрытии узкая металлическая пожарная лесенка вела на чердак.

Попав на чердак, Константин бросился к входной двери. Нельзя было терять ни секунды. Он должен напасть первым, иначе он отдаст им победу, а это означает, что погибнут и он сам, и Наташа.

Дверь была открыта, он сам ежедневно следил за тем, чтобы замок не закрывался.

Константин встал около двери и приготовился.

Ждать ему пришлось недолго.

Он услышал торопливые, но осторожные шаги и прижался спиной к стене, собравшись и сконцентрировавшись. Руки сами собой напряглись, ладони приобрели твердость камня.

За дверью кто-то начал возиться с замком, не догадываясь, что он открыт. Константин услышал тихие ругательства.

– Понавешают тут… – донеслось до него вместе с осторожным звяканьем ключа о железо.

– Чего ты там возишься? – чуть громче сказал кто-то другой. – Открыто же!

– Мать твою!.. – вновь раздался первый голос.

«Двое! – решил Константин. – Это уже хорошо! С двумя можно разобраться без особого шума».

Дверь распахнулась, и темноту чердака прорезал сноп света из освещенного лестничного пролета. Это Константин тоже учел – человек, попадающий из освещенного помещения в темное независимо от остроты зрения несколько секунд вообще ничего не видит, в отличие от человека, который к темноте уже привык.