Казначей - Чингиз Абдуллаев

Он помнил, как тяжело умирал его отец. Летом девяностопервого года, во времена самых больших потрясений, происходивших в стране, отцасбила машина. Отцу было уже почти шестьдесят пять. Он редко выходил на улицу,предпочитая передвигаться по городу в своем автомобиле. Гулять он любил толькона даче, за городом. А здесь, выйдя случайно на улицу, чтобы дойти до соседнегомагазина, неожиданно оказался на улице, где в этот момент мчалась неизвестнаямашина. «Волга» сбила отца и скрылась с места происшествия. Водителя-убийцу таки не смогли найти. А отца привезли домой и позвонили Анатолию, чтобы он срочноприлетел домой, в Киев, где жили его родители.

У отца был переломан позвоночник, и он прожил еще околосуток. В течение этого времени он умоляюще смотрел на жену и детей, словнопытаясь сказать какие-то важные слова. Но ни писать, ни говорить он уже не мог.Любые попытки даже поднять руку были бесполезны. Сын видел, как отец плакал,пытаясь что-то сообщить близким, но так ничего и не смог произнести. Наследующий день отец умер. И даже в последнее мгновение своей жизни он сжимал вруках ручку, будто собирался написать.

Они никогда не были особенно близки. Отец был сухим,достаточно замкнутым, малоразговорчивым человеком. За все время учебы детей вшколе он ни разу не появился там, ни разу не поинтересовался, как учатся дети,какие у них успехи. Его, казалось, не волновали эти проблемы. Он полностьюпередоверил воспитание детей (сына и дочери) своей супруге. Сам АндрейАлексеевич Гудниченко уже несколько лет был персональным пенсионером республиканскогозначения.

Во время войны, исправив себе год рождения с двадцатьшестого на двадцать пятый, он ушел на фронт, едва Советская Армия освободилаХарьков в сорок третьем году. И два года воевал в пехоте, получил два орденаСлавы и множество других наград. Вместе с наградами он получил и два ранения,сначала в Белорусии, а под самый конец войны и в Пруссии, когда шли особенноожесточенные бои за Кенигсберг. Ранения были нетяжелыми, и он возвращался встрой. В первый раз ему прострелили плечо, а во второй раз пуля попала в ногу.Он считал себя даже счастливчиком. Гудниченко-старший закончил войну не вЕвропе, как многие его сверстники, а на Дальнем Востоке, куда перебросили ихдивизию для войны с Японией.

Ему было только двадцать лет, когда в сорок шестом ондемобилизовался и вернулся домой, в разрушенный Харьков. Казалось, что теперьвсе будет иначе, по-другому. Но в сорок восьмом его арестовали. Молодой человеквосторженно говорил о дорогах Германии, о налаженном быте в Пруссии, об ихухоженных садах и участках. Его обвинили в пропаганде зарубежного образа жизнии дали двенадцать лет лагерей. Награды, конечно, отобрали, а самого Гудниченкоотправили на Север, где он и пытался выживать в одном из лагерей Дальлагабольше восьми лет. В пятьдесят шестом его полностью реабилитировали, дажевернули награды. Он приехал в Харьков и попытался закрепиться в родном городе,устроившись на работу слесарем одного из местных заводов.

Через два года он переехал в Киев и поступил в университет,чтобы получить высшее образование. Ему было уже тридцать три года, когда онвстретил Клавдию, свою будущую супругу. Она училась, как и он, на заочномфакультете, работая на фабрике швеей. Клавдии было только двадцать четыре, идля нее фронтовик Гудниченко являлся почти легендарным человеком. Летомшестидесятого у них родился сын, которого назвали Анатолием. Через три годапоявилась дочь Олеся.

Гудниченко-старший окончил университет и устроился на работув совнархоз бухгалтером. Он довольно быстро делал карьеру: сказывалось фронтовоепрошлое, два ордена Славы. В те годы к фронтовикам было особое отношение повсей стране, в том числе и на Украине. В шестьдесят пятом они переехали в новуютрехкомнатную квартиру, которую Гудниченко получил, работая в совнархозе. Затемон перешел в финансовый отдел горисполкома, потом – в Министерство финансов. Онуходил на работу утром и приходил ровно в половине седьмого, всегда аккуратноодетый, чисто выбритый. Дома отец почти не разговаривал, дети редко слышали егоголос. Он ужинал, проходил в спальню и читал там газеты до девяти часов вечера.Он рано ложился и рано вставал. В семь утра он уже делал зарядку на балконе, ав восемь обычно выходил из дома. Даже когда он купил машину, он не изменялсвоим привычкам, раньше других появляясь на службе.

Сын не помнил, чтобы отец когда-нибудь повышал голос иликричал. Он помнил отца мрачным и малоразговорчивым человеком. В семнадцать летАнатолий уехал поступать в московский вуз по разнарядке, выделяемой дляУкраины. К тому времени отец был уже начальником отдела республиканскогоМинистерства финансов.

Анатолий учился в Москве, когда в Киеве произошло по-своемузнаменательное событие. Выяснилось, что отец был представлен к третьему орденуСлавы, который он не успел получить из-за своего ранения в Пруссии. Ошибкуисправили, отец стал полным кавалером орденов Славы, что приравнивалось кГероям Советского Союза с получением соответствующих льгот. На работе вминистерстве этот факт бурно отметили. Все родственники и близкие поздравлялиотца с получением третьего ордена Славы. А он пришел домой, опустил свой орденв стакан водки и долго сидел за столом, глядя на этот стакан. Отец почти неупотреблял спиртного, даже война и лагеря не приучили его к этой пагубнойстрасти.

Уже в восьмидесятом отец стал заместителем министра финансовУкраины. Он по-прежнему был сухим, сдержанным и мрачным человеком, о чем дажерассказывали анекдоты. Немногие знали, что он провел восемь лет своей жизни влагерях. Все отмечали его боевое прошлое, заслуженные награды, компетентность вработе. Анатолий, окончив вуз, остался работать в Москве. За время учебы встолице отец навещал его только несколько раз. Их свидания больше походили наделовые встречи. Отец останавливался в гостинице «Москва», откуда звонил сыну.Тот приезжал, ужинал вместе с отцом. Во время ужина они почти не разговаривали.Иногда отец спрашивал, как идет учеба, сын отвечал, что нормально. На этом ихобщение заканчивалось. Отец оставлял сыну обычно пятьдесят рублей на расходы,считая, что такой суммы достаточно молодому человеку для проживания в Москве, изатем уезжал в Киев. Прощаясь, они пожимали друг другу руки: им обоим и вголову не могло прийти, что нужно целоваться при встречах или прощаниях.

Отца хорошо знали и уважали в Министерстве финансовСоветского Союза. Именно поэтому Анатолия сразу после окончания вуза взяли наработу в центральный аппарат Министерства. К девяносто первому году, когдатрагически погиб отец, он уже был начальником отдела Министерства финансов иуспел даже защитить кандидатскую диссертацию.