Ледовые странники - Сергей Зверев

Дождливым октябрьским утром в здание Главного управления Генерального штаба Вооруженных сил, более известного как ГРУ, вошел широкоплечий мужчина. По особой выправке, цепкому взгляду из-под сдвинутых бровей и чеканному шагу в нем безошибочно угадывался военный. Поравнявшись с дежурным, он предъявил удостоверение, после регистрации ему было позволено подняться на четвертый этаж.

По тому, как уверенно посетитель ориентировался в здании, было понятно, что пришел он сюда не в первый раз. Он прошел мимо лифта, свернул направо, где располагалась лестница, ведущая наверх. Дежурный проводил его удивленным взглядом, но от комментариев воздержался. В управлении было не принято давать советы посетителям. Здесь вообще предпочитали помалкивать, если к тебе не обращаются. Посетитель не обратился, и дежурный промолчал. Хочется поджарому майору вышагивать четыре пролета вверх — дело его.

А майор уверенно поднимался по лестнице. По его виду невозможно было понять, о чем он думает в данный момент. Озабочен ли, взволнован ли? Непонятно. Лицо — застывшая маска, лишенная эмоций, результат долгих лет служения Отечеству в качестве исполнителя особых заданий на благо Родины и правительства.

В этом здании он действительно бывал не раз, а в последнее время визиты эти стали скорее закономерностью, чем исключением. Нравилось ли это майору? Возможно. На этот вопрос он и сам не дал бы ответа. Есть задача, ее необходимо выполнить, и если для ее выполнения требуются его, майора, навыки и способности, значит, так тому и быть. Мечтал ли он о более спокойной жизни, лишенной грифа секретности? Едва ли. Он так давно служил в армии, что перестал отделять личное от общественного. Проблемы государства — это его проблемы. Примерно такие мысли приходили в его голову, когда он задавался вопросом о личной жизни.

Личной жизни у майора не было по объективным причинам. Вряд ли в его окружении нашлась бы женщина, способная мириться с издержками его профессии. Постоянные разъезды, недомолвки и реальная угроза жизни — кто выдержит такое? Отказаться же от всего этого ради семейного очага майор не был готов. Вот так и вышло, что в возрасте сорока лет он все еще оставался один. И сомневался, что когда-либо ситуация изменится. Что он может предложить женщине? Холостяцкую квартиру, в которой ей придется триста дней в году жить одной в ожидании вестей о нем? Перспективу хоронить мужа в закрытом гробу с особыми армейскими почестями? И это если повезет. Скорее всего, ей вообще некого будет хоронить. А дети? Как решиться завести ребенка, когда твоя жизнь ежесекундно находится под угрозой?

Подобные мысли роились в голове майора не случайно. Всему виной вынужденное трехнедельное бездействие, которое он воспринимал не иначе как наказание. Последнее задание завершилось для майора не особо удачно. Пулевое ранение в грудь, едва не лишившее его жизни и обеспечившее длительный реабилитационный отпуск, — вот истинная причина философских размышлений о смысле жизни и продолжении рода. Долгие дни и ночи, проведенные на больничной койке, пока организм боролся за жизнь, не в счет. Там было все просто. Ему нужно было выжить, вот и все. Но в пустой холостяцкой квартире, когда боль ушла на задний план, желание иметь под боком родственную душу, человека, с которым можно разделить не только горе, но и банальную скуку, нахлынуло с невероятной силой.

Спас майора телефонный звонок. Три короткие фразы, брошенные полковником Скрябиным, все поставили на свои места. Прочь скука и хандра! Прочь провокационные мысли! Теперь-то майор избавится от них, как только услышит вводную к новому заданию. В том, что задание не оставит места сентиментальным мыслям, майор не сомневался. В данное учреждение просто так не вызывают.

Преодолев последний пролет, майор завернул за угол. У открытой двери кабинета, поджидая его, стоял полковник Скрябин. Как и положено, дежурный оповестил о прибытии майора.

— Здравия желаю, товарищ полковник, — приближаясь, козырнул майор.

— И вам того же, майор, — сухо ответил полковник. — Рад, что смогли прийти. Проходите в кабинет.

Майор вошел первым. Полковник прикрыл дверь и прошел прямиком к сейфу. Указав на ближайшее кресло, он жестом предложил майору присесть. Тот охотно выполнил приказ, пулевое ранение все еще давало о себе знать, и простой подъем по лестничным маршам слегка утомил майора.

— Мы вызвали вас сюда, так как беспокоимся о вашем самочувствии, — закончив манипуляции с сейфом, произнес полковник. — Ваше состояние вызывает опасения у медиков.

Одновременно с этим заявлением полковник быстро начеркал несколько слов на одном из листов для записей и положил его перед майором. Брови майора удивленно поползли вверх. «Это что-то новенькое, — пронеслось у него в голове. — Секретность внутри секретного объекта? Неужели все настолько плохо?»

На листе бумаги было написано следующее: вопросов не задавать, имена не называть, объекты не упоминать. И жирный восклицательный знак в конце. Майор встретился взглядом с полковником, спрашивая, верно ли он истолковал послание. Полковник утвердительно кивнул и начал говорить размеренно и четко. Только вот слова его никак не были связаны с настоящей целью.

— Доктора обеспокоены тем, как проходит реабилитационный период. Они считают, что процесс выздоровления затягивается, и хотят выяснить причину. Вам необходимо просмотреть результаты анализов. Вот они.

Полковник придвинул майору папку. Тот раскрыл ее и начал читать. Естественно, речь шла не о его анализах. Пока майор листал страницу за страницей, полковник разглагольствовал о необходимости взаимодействия с медицинскими работниками и о новейших разработках реабилитационных процедур, применяемых в военном госпитале при управлении. Долистав до последней страницы, майор потянулся за бумагой для записей. Отделив пачку, он вынул из органайзера карандаш и широким росчерком задал вопрос: «Что происходит?»

Полковник прочитал, скомкал лист и, пожав плечами, предложил:

— Не хотите прогуляться? Врачи говорят, что это весьма полезно для вашего здоровья.

— С удовольствием, — ответил майор. — На свежем воздухе я действительно чувствую себя гораздо лучше.

Майор кивком головы указал на папку, беззвучно спрашивая, имеет ли он право взять ее с собой, но полковник отрицательно покачал головой и вернул папку обратно в сейф.

Из кабинета они вышли одновременно. На первый этаж спускались на лифте. В полном молчании. Майор осмысливал то, что почерпнул из записей, пытаясь определить, что за задание его ждет. Полковник просто выжидал.

Из управления они направились вдоль по улице к ближайшему парку. Прошли два квартала. У майора создалось впечатление, что полковник не просто опасается слежки, он уверен, что таковая ведется. Беспокойство полковника поневоле передалось ему.

«Что происходит? К чему вся эта секретность? В управлении завелся «крот» и его не могут отследить все их хваленые аналитики? Если так, то почему заниматься вопросом безопасности государства выбрали меня? Они хотят, чтобы я вычислил «крота»? Бред! Всем прекрасно известно, что у меня совершенно другой профиль работы. Но что тогда? Снова Арктика? Вот это больше похоже на правду».