Француз - Юрий Костин

Пожары вспыхивали повсеместно, то здесь, то там. От сильного осеннего ветра огонь переносило на новые строения. Деревянные дома разваливались, уничтожаемые безумием огня, перегораживая переулки и улицы, и некуда было спрятаться от удушающего дыма.

Москва горела, и сидящий в Кремле завоеватель, запертый в древней крепости подобно пленнику, начинал проклинать день и час, когда честолюбие и коварные замыслы бросили его семисоттысячное войско в эту гибельную авантюру. В Москве он потерял веру в победу, увидел, в какое варварское племя способна превратиться лучшая армия Европы.

Баловень судьбы, отчаянный, коварный, сам провозгласивший себя императором Франции, Наполеон Бонапарт все чаще оставался в одиночестве, пребывая в глубокой меланхолии и тревоге.

Вступив в Москву, точнее войдя в город без триумфа, он провел первую ночь в мрачном настроении, остановившись в обывательском доме, в Дорогомиловской ямской слободе, где из местных жителей осталось лишь несколько дворников. Наполеон надеялся дождаться здесь депутации от города с «ключами» от Москвы. Но ждал тщетно. Город, покинутый большинством жителей и властями, не дал Наполеону ни малейшей возможности произвести впечатление на горожан мощью европейского оружия.

Распорядившись приготовить себе горячую ванну, чем удивил своих помощников, настойчиво советующих переместиться хотя бы в Петровский дворец, он подошел к окну.

Багровое зарево охватило весь город. К полуночи третьего сентября вокруг Кремля уже ничего нельзя было различить в дыму и всполохах пламени. Огненный ветер гулял по Москве, срывая кресты с храмов, расплавленный металл, будто лава, тек по улицам. Горели мосты и суда на реке. Ничто не могло остановить этот ужас, помешать безумству огненной стихии, беспощадно пожиравшей город.

Грозное, тяжелое зрелище, сулящее лишь недоброе, удручало императора. Еще нигде он не испытывал таких частых и убийственно долгих приступов отчаяния, как в этой стране.

— Москвы нет более! — воскликнул он. — Я лишился награды, обещанной войскам!

Город, считай, выгорел полностью, а войско Наполеона, стремившееся сюда на крыльях надежды на веселую и сытую жизнь счастливых завоевателей, вынуждено было искать себе пропитание и даже теплую одежду под обугленными развалинами. Солдаты были предоставлены сами себе и творили бесчинства, которых Москва не видывала со времен ужасных набегов с Востока. Принимая во внимание плачевное состояние войска и стремительно падающий моральный дух, Наполеон вынужден был предоставить армии так называемое разрешение на грабеж.

Обирать город и оставшихся жителей ходили нарядами, по очереди. В отчаянных попытках отыскать ценности некоторые представители цивилизованных народов не гнушались ничем. Говаривали, будто бы и мертвым не было покоя: оккупанты искали ценности даже в захоронениях, оскверняя городские и монастырские погосты.

В Хамовниках, близ Зачатьевского монастыря, у дома бывшего генерал-губернатора Архарова, чудом не тронутого пожарами, доблестные воины великой армии сошлись в схватке с местными бродягами. Дрались не на жизнь, а на смерть. Солдаты отгоняли мародеров штыками, но численное превосходство было далеко не на их стороне, а посему в итоге грабили совместно, сообразив, что лучше иметь половину добычи, но остаться в живых.

От богатого убранства особняка не осталось и следа. Ободрали даже позолоченную лепнину. Вакханалия завершилась уничтожением винных запасов и кровавой схваткой. Прибывший на место патруль не решился ввязываться в конфликт, офицеры полицейской команды еле сдержали желание своих солдат присоединиться к нарушителям дисциплины.

Никогда еще французская армия не опускалась до столь ничтожного, варварского состояния. Да и называть ее исключительно французской было бы исторически некорректно, ведь на стороне Наполеона против России воевала почти вся Европа.

Дым, смрад, грязь, запустение и предчувствие еще больших бед царили в чуждом для наполеоновской орды городе. В сознании неприятеля случился, как сказали бы в наши дни, некий сбой, лишивший его возможности перестроить образ собственного мышления в соответствии с местной действительностью. Завоеватели не могли взять в толк, отчего русские подожгли Москву. Сомнений в том, что сами москвичи подпалили город, не было. Пули расстрельных взводов косили «поджигателей». Попавшие под такое обвинение не имели шансов на спасение…

Наполеон несколько раз выезжал на «экскурсии» по улицам Москвы в сопровождении адъютантов и нескольких пленных русских, хорошо знавших город. Очевидцы утверждают, что был он молчалив и безразличен к участи оставшихся в Москве горожан, почти не отдавал распоряжений. Лишь только раз, увидев близ Охотного ряда группу малолетних сирот, вроде как прослезился и распорядился определить их в какой-нибудь приют.

Но в аду не было больше места состраданию. Бросив приготовленную для него ванну и кремлевские покои, Наполеон покинул сердце России. Он шел под огненными небесами, в которых, гонимые ветром, летали куски кровельного железа, а пламя извивалось в воздухе, принимая причудливые формы. Он двигался среди огненных стен, и поистине земля горела под ногами завоевателя.

В армии исчезли на эти дни все понятия совести и чести. Корысть соединяла рядового с генералом. Ничто не волновало более многоязыкое войско, как только поиски пропитания и жажда наживы.

В тот же вечер взвод гренадеров Итальянского полка армии маршала Нея, в поисках провианта пройдя сквозь огненные заслоны от Андроникова монастыря на Яузе, где квартировался полк, обнаружил на углу Тверской уцелевший особняк. Огонь уже добрался до него, занималась крыша. Парадная лестница, которую сторожили мраморные львы, была усыпана мусором и пылающими головнями. Однако же большая часть здания пока не пострадала, и его все еще можно было исследовать, ежели поторопиться.

— Ломайте двери! — прокричал командир взвода Алессандро Матерацци.

Особняк оказался пуст, жители, подобно большинству москвичей, покинули его. Небогатая обстановка свидетельствовала, что дом этот, скорее всего, достался по наследству обедневшему помещику, который экономил на всем.

Оценив обстановку и поняв, что поживиться здесь особо нечем, Матерацци со вздохом приказал тщательно осмотреть дом и подвалы. Солдаты обнаружили несколько бутылок вина, мешок с картошкой, а также пять или шесть фунтов подпорченной ветчины. Сам Матерацци обратил внимание на несколько старинных гравюр, которые сорвал со стен, извлек их из рам и аккуратно свернул. Усевшись у окна, он положил на подоконник заряженный пистолет и закурил трубку.

— К чему вам это, командир? — поинтересовался подошедший солдат и присел рядом.

Матерацци затянулся, мечтательно глядя в тревожную московскую ночь.

— Моя семья, Энцо, владеет небольшим постоялым двором в Сан-Ремо. Думаю, эти гравюры будут отлично смотреться на его стенах. Приличную публику подкупает любовь хозяев к искусству.