Птица над городом, или Две недели из жизни оборотня - Елена Клещенко Страница 15

Это неправда, что дети не любят учителей. Они просто не любят учиться. Нормальный защитный механизм, предохраняющий мозг от избытка информации. А как же иначе в большом-то городе, где со всех сторон в глаза лезут буквы и картинки?! Тут никакое сенсорное голодание невозможно, тут всякое любопытство умирает, не успев родиться. Вот они и пробуют, нельзя ли хотя бы на уроке отдохнуть. Ничего личного, просто инстинкт самосохранения.

И ничего такого уж плохого они учителям не делают. (Ну, исключая патологические случаи взаимной неприязни.) Хотя, конечно, неприятно, когда ты что-то рассказываешь полной комнате людей, а все тебя игнорируют, потихоньку, а потом и в открытую занимаясь более интересными делами.

Ничего. У нас до этого не дойдет. Минус у меня тот, что мало педагогического опыта. Плюсы — характерные для птиц: развитое боковое зрение и мгновенная реакция.

Оглядываю поднятые руки. Поднимаю свою (хм-м… непедагогично, но честно: на московских крышах вода скапливается именно в лужицы, по-другому это не назовешь), выжидаю, когда хихиканье станет громче, театрально развожу ладони.

— Все понятно, спасибо. Как мы видим, бывают случаи, когда нам волей-неволей приходится пользоваться непитьевой водой. Но! В каждом таком случае мы рискуем свести близкое — очень близкое, можно сказать, глубоко личное — знакомство с предметом нашего сегодняшнего занятия…

Ну вот, теперь можно про амебу. Сто двадцать секунд внимания всего класса мне обеспечены, а там как получится.

Что такое школьный урок с точки зрения учителя? Нечто среднее между театром одного актера и сеансом одновременной игры. Нет, конечно, если ты гениальный актер, то можно обойтись без шахматных метафор: гения и так будут слушать. Но если до гениальности тебе пока далеко, то приходится постоянно контролировать партнеров-противников. Одного за другим, всех вместе и каждого по отдельности, чтобы не расслаблялись и не отвлекались.

— …Латинское название вида — все записываем! — Amoeba proteus. — Мел крошится, осыпает рукав. Хорошо, что не надела черный свитер. — Название происходит от имени морского старца Протея. Как я понимаю, вы уже ознакомились с греческими мифами в рамках внеклассного чтения… Марина, не напомнишь ли ты нам, кто такой Протей?

Дредовый ежик, застигнутый врасплох, растерянно перемаргивает глазками-бусинками. А вот нечего вертеться и шептаться с соседом сзади.

— Протей, он был, ну… полиморф. Он как бы мог в кого угодно и сразу. У него как бы не было отдельных Обликов…

— А была как бы поступенчатая трансформация, — вполголоса заметила молодая особа с аккуратной парикмахерской прической, в белой офисной блузке и при галстуке. Любит, видно, девочку с дредами. Приспешники «бизнес-леди»- две таких же барышни и один юноша-яппи — злорадно захихикали в адрес Марины. Приспешники Марины — сосед рядом и сосед сзади — цинично ухмыльнулись в направлении нападающей: нефиг бы тебе, дорогая, выеживаться… Вот только клановой вражды мне на уроке и не хватало для полного счастья.

— Хотите что-то добавить? — приветливо сказала я.

Теперь заморгала аккуратная особа: чего тут добавлять, если Марина уже как бы все сказала… Но не молчать же, потешая вражью коалицию!

— На самом деле, в реальности поступенчатая трансформация встречается крайне редко. Если вообще существует, что не очевидно.

— У меня все, спасибо за внимание, — в тон подхватил чернокудрый сосед ежика — если я ничего не путаю, Армен Айрапетян. Бизнес-леди старательно не удостоила его взглядом.

— И однако же, она существует в живой природе, и пример ее мы только что рассмотрели, — безмятежно сообщила я, указывая на плакат с амебой обыкновенной. — Амеба изменяет форму своего тела плавно и бесконечным множеством способов, в точности как морской старец Протей. Армен: как по-твоему, почему примитивное простейшее может то, чего не умеем мы с вами?..

Я вам покажу, как у меня на уроке играть в войну! Улыбаться и перемигиваться можно, шептаться — до трех раз, говорить вслух без моего разрешения — только в одном случае: если у вас есть ценные соображения по теме занятия. И будьте покойны, никто не уйдет обиженным. Галка Афанасьева майского жука на лету клювом хватает.

С помощью коллективного разума мы выяснили, что причина стабильности морфологии высших организмов заключается в их многоклеточности, то есть препятствием к произвольной перемене облика является сама сложность организма. Я предложила народу вспомнить примеры трансформации у беспозвозвоночных, ободряюще заметив, что эти примеры общеизвестны. Две барышни порадовали меня историями о превращениях оборотней в бабочку и краба, я разочаровала их, посоветовав пересказать эти истории преподавателю литературы. Долговязый молодой человек два раза поднимал руку и тут же опускал — явно не принадлежит к лидерам класса. Однако про гусеницу, куколку и бабочку вспомнил именно он. По такому случаю мы немного потолковали про метаморфоз у насекомых.

— Есть вопросы?

— Галина Евгеньевна, а у нас во время трансформации что, тоже, как у бабочек, сохраняются жизненно важные органы? Ну, типа сердце и…

Вражья клика заухмылялась, Айрапетян сбился и покраснел.

— Ничего смешного, — строго сказала я. — Очень хороший вопрос, Армен. Сердце, как правило, тоже подвергается трансформации: человеческое сердце не подойдет ни воробью, ни слону, ни даже собаке. (Айрапетян как раз был пастушьей овчаркой.) Но, действительно, нечто жизненно важное при трансформации сохраняется…

Ну и как мы это назовем, Галина Евгеньевна? Что там сохраняется, что не сгорает во вспышке — память, личность? Суть, как говорили наши деды? Мы теперь этого слова почему-то стесняемся, а нового слова, современного и адекватного, нету. Впрочем, если бы ЭТОМУ было нормальное, неэмпирическое название — оно было бы в учебнике биологии. А оборотничество принадлежало бы к числу нормальных, немагических явлений природы, как тот же метаморфоз бабочки.

— Сейчас у нас мало времени, а тема достаточно сложная. Об этом вам подробнее расскужут на занятиях по специальности.

Ага, как же. Пашечка Ламберт расскажет, дожидайся, Галина Евгеньевна.

…Урок окончен, пятерки за работу на уроке расставлены (в том числе Айрапетяну и долговязому Соколову, который сказал про бабочек), домашнее задание задано. Выхожу в коридор. Все под контролем, полет нормальный. Только почему-то в ушах стоит тихий звон, и предметы видятся не совсем там, где они есть на самом деле, как будто я гляжу через призму или перевернутый бинокль. В ранней молодости я однажды с разлету ударилась о витрину — очень схожие ощущения.

В учительской были двое: Наталья и Ламберт.

— Паша, я тебя прошу. Эти проверки не пустая формальность, последствия могут быть лю-бы-ми. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Я буду работать как обычно. Если у них будут вопросы или замечания, пускай обращаются ко мне, я дам разъяснения…

Тихонько шагнув назад, я прикрыла дверь и сделала вид, что меня тут нет и не было. Никак опять проверяющие нагрянули? В самом начале учебного года? Бедная Наташка.