Мы погибнем вчера [= Меня нашли в воронке ] - Алексей Ивакин Страница 74

А дед чего-то черкал в трофейном блокнотике, время от времени грызя карандаш. Потом повернулся к Марине:

– У тебя глазки помоложе – напиши-ка в поминальничек всех ваших.

– В смысле всех?

– Которые в вашем отряде-то были сначала.

– Поняла… Сейчас, Кирьян Васильевич, напишу…

– Так… Между первой и второй… – поднялся снова Прощин. – А теперь как полагается, за товарища Сталина.

Чокнулись и выпили за Сталина. Мужики водку, девчонки красного мозельского вина.

– Чего-то от Леонидыча вестей нет… – задумчиво сказал Вини.

– Поди в Москве уже, – ответил дед.

– Ага… А нас тогда чего не дергают? Особист в покое оставил, странно.

– Чего уж тут странного. Мы ему зачем?

И в этот момент с колокольни раздалась короткая пулеметная очередь.

Бойцы вскочили, расхватав автоматы и винтовки.

С колокольни спустился один боец:

– Воздух!

– Черт, – ругнулся Прощин, – пожрать не дали, сволочи.

Дед крякнул, вытер усы и побежал наверх.

Первый разрыв ударил рядом со зданием. Затем второй, третий.

– Эх, ты… Главное, чтобы в купол бомбой не попали. Хана нам тогда.

Стены ходили ходуном от близких взрывов. Время от времени осколки залетали внутрь, кроша кирпич. Один пробил термос с супом и разбил пару бутылок.

– Уууу… гадские сволочи… – злобно прошипел Еж.

А сержант Прощин улучил момент и выскочил из церкви, помчавшись к блиндажу, который хотели сделать штабным.

– Куда это он? – спросил кто-то.

– Связисты, наверное, телефон уже поставили…

И точно, сержант, петляя зайцем по открытому пространству, буквально нырнул в блиндаж.

– Связь есть? – гаркнул он на связиста

– Была, товарищ сержант.

– Соединяй, быстро.

Связист покрутил ручку:

– Клумба, клумба! Я – тюльпан. Я – тюльпан. Ответьте. Клумба!

Бубнил долго. Потом посмотрел на сержанта:

– Не отвечают, товарищ сержант. Обрыв. Или свернулись уже.

– Как фамилия, рядовой?

– Якшин.

– А зовут?

– Герман.

– Хе… Ну ты себе и имечко выбрал, прямо сказать не подходящее на текущую политическую ситуацию.

Якшин пожал плечами.

– Значит так, Гера. Мчись в штаб. Передай – немцы начали бомбежку. Значит атака будет. Нам подкрепления нужны.

– Какие подкрепления? Полк-то в наступление ушел, за нами никого. Госпиталь да штаб.

– Слышь ты, стратег фуев. Мы тут минут пятнадцать продержимся, если немцы как следует попрут. Так что хана будет и штабу и госпиталю. Понятно? Давай, Гер… Не подведи. Да подожди, сейчас немцы улетят и молнией беги.

– Есть!

А дед, тем временем, сидел на колокольне и ругался на фрицевские самолеты. Заходили те из крутого пике, стрелять по ним не было никакой возможности – приклад пулемета упирался в пол. Вдруг деда осенило:

– Слышь, боец…

– Колодкин.

– Вставай-ка на четвереньки…

– Зачем это?

– Вставай, вставай…

Тот встал в коленно-локтевую позу. Дед поставил ему на спину "МГ" и сказал:

– А теперь приподымись на руках. Только башку не подымай. И не дыши, замри!

Дед стал выцеливать "Юнкерсы". Они как раз заходили на второй удар по траншеям, слава Богу, пустым. Один пошел в пике, второй, третий, четвертый…

Первый бомбы сбросил, стал выходить… Второй через ту же точку…

Когда замыкающий стал выходить – дед пустил длинную очередь в место выхода.

И "Юнкерс" влетел в эту смертельную струю!

Мотор его задымил и заглох. Немец пошел боком в сторону леса, но выровнялся. Стал планировать, видимо, в сторону своего аэродрома. Но высоты не хватило. Рухнул в лес, зацепившись крылом о высокую сосну.

Остальные шарахнулись в рассыпную.

Дед им погрозил кулаком:

– Тевтоны чертовы! Вы мне еще в ту войну своими тарахтелками кровь попортили. Все мечтал сбить хоть одного.

– Можно дышать-то? – сказал "лафет".

– Дыши, – снял пулемет с Колодкина дед. Самолеты же сбросили остаток бомб в поле и пошли, набирая высоту домой. Оказалось, что хваленые немецкие летчики очень не любили когда по ним стреляли и попадали.

Дед уже начал спускаться вниз, как красноармеец заорал:

– Немцы! Немцы идут! С танками!

Из леса и впрямь выходили густой толпой фрицы.

– Мать моя женщина… Сколько же их…

Танки же выруливали как раз с той дороги, куда недавно ушли наши "тридцатьчетверки".

– Странно, как же так-то… – прошептал Колодкин.

– Отрезали с флангов. Чего странного-то…Как кура в ощип залезли, иттить… Вниз давай

Прощин уже видел немцев, подбегая к церкви:

– Рота к бою! Все целы?

– Заборского ранило вроде… Витек, ты как?

– Нормалек… Локоть левый…

– Хреново. Кто самолет сбил?

Колодкин показал на деда.

– Ну, Кирьян Василич… – С уважением посмотрел на деда Прощин. – Тебе уже "Красная Звезда" полагается. Ты этак через неделю боев в генералы выбьешься…

– Ему "Звезду" выпиши, – показал дед на Колодкина. – Я без него бы не справился.

– А мне-то за что? – удивился тот.

– Значит ты и… ты, Кашин. За ампуломет. Живо. Бабы! Пацана в охапку и в тыл. Пулеметчики, по флангам. Кирьян Василич. Лезь обратно на колокольню. Только за танками следи. Всё.

Бойцы выскочили из церкви и бросились занимать немецкие траншеи.

Немцы рыли качественно, зигзагами. Поэтому бомбежка повредила только часть окопов.

Двадцать четыре бойца заняли свои места.

А фрицы не торопились. Шли спокойно, покуривали. Некоторые даже карабины с плеча не снимали. А на расстоянии метров в двести от холма вообще залегли. Встали и танки, чего-то ожидая.

– Чего это они? – спросил Еж.

– Думают. То ли сразу сдаться, то ли до сорок пятого потерпеть. – пробормотал Вини, выбирая винтовкой из толпы немцев офицера.

– Почему до сорок пятого? – поинтересовался какой-то боец. Кажется, Юдинцев, по фамилии. Ему, как самому крепкому из бойцов, досталось противотанковое ружье. Второй его номер, боец Русских, сидел на дне траншеи, держа наготове патроны.