Титус Кроу - Брайан Ламли Страница 86

— Да, ты в сознании, и ты слышишь меня, но не пытайся отвечать. Голос у тебя появится еще не скоро. Тогда мы сможем поговорить, но до тех пор я должен полагаться на сведения, которыми меня снабжает твой друг. Он руководит мной в восстановлении тебя, и мы достигли медленного, но уверенного прогресса.

Мой друг? Я обнаружил, что, приложив небольшие усилия, могу двигать глазами и посмотреть в ту сторону, куда указывал робот одной из своих механических рук. Там, на расчищенном пространстве у стены лаборатории, стояли мои часы времен. Насколько я мог понять, они не были повреждены, а ведь обрывки моих воспоминаний подсказывали мне, что я падал внутри часов на поверхность серой планеты со скоростью метеорита!

Но что имел в виду робот, назвав часы «моим другом»? Об этом мне предстояло узнать позднее.

— Мне сказано, — продолжал робот, и его голос звучал на удивление по-человечески — разве что чуть немного гулко, — что формы жизни наподобие твоей страдают определенными нарушениями сознания, если части или органы твоего тела поражены болезнью или повреждены. Также мне стало известно, что для таких нарушений есть общее название — боль. Это состояние, как я уразумел, для тебя столь же мучительно, как для меня — отсутствие смазки. На самом деле, для тебя это должно быть гораздо более мучительно, ибо ты не способен отключить пораженный болью орган или часть тела от своего мозга на то время, пока будут производиться необходимые манипуляции. Кроме того, мне стало известно, что эта боль способна вывести из строя всю твою систему. Поскольку крайне важно, чтобы на протяжении данного периода твоего восстановления ты не получил дополнительных повреждений, мне бы хотелось знать, испытываешь ли ты боль сейчас. Если так, то я сразу же отключу тебя до тех пор, пока не отыщу и не ликвидирую источник расстройства. Для того чтобы я мог произвести такие действия, ты можешь отвечать мне утвердительно, поворачивая глаза вправо, а отрицательно — поворачивая их влево. Тебе больно?

Я сразу же — и на этот раз без малейшего усилия — повернул глаза влево, после чего вернулся взглядом к роботу. Я не чувствовал никакой боли. Я и собственные глаза ощущал едва-едва, а все прочее — как пустоту. И я все время старался не смотреть на любые блестящие поверхности, чтобы не увидеть отражения зрелища, не поддающегося описанию. Но вдруг робот пришел в невероятное возбуждение. Его верхние конечности задрожали, а фасетчатые глаза начали вертеться, словно у какой-то странной помеси робота с хамелеоном. А когда он заговорил, его голос наполнился — ну если не эмоцией, то чем-то очень близким к радостному волнению, если таковое может быть у машины!

— Ты… ты видишь, ты слышишь и ты мыслишь! Ты… воистину существуешь! — Ликование робота продлилось еще несколько мгновений, затем он продолжал: — Но предстоит сделать еще очень многое, и, прежде чем продолжить работу, я должен посовещаться с твоим другом. Думаю, будет лучше, если я тебя отключу. — Он (я уже начал думать о роботе, как о существе мужского пола) протянул конечность куда-то в сторону от моего поля зрения и подкатил ко мне большое зеркало на колесиках. — Но прежде мне бы хотелось, чтобы ты увидел, какого прогресса мы добились с твоим другом!

Тогда я попытался закрыть глаза, но оказалось, что я не могу этого сделать. Моя попытка была автоматическим рефлексом. Если бы я сразу решился посмотреть в зеркало, я бы понял, почему это невозможно. Нельзя закрыть глаза, не имеющие век! Я вспомнил то, о чем мне только что говорил робот, и очень медленно повел глазами вправо.

— Боль! — практически ахнул робот, мгновенно распознав мой сигнал.

Потом он развернулся и поспешил к ближайшему пульту, на котором торопливо нажал красную кнопку. И вновь меня объяла чернота — но только после того, как я со страхом, но не в силах устоять перед любопытством повернул глаза к зеркалу.

О да, многое было сделано. В работе по моему восстановлению действительно был достигнут прогресс.

Мои глаза были присоединены к мозгу, как и прежде (а сам мозг стал гораздо более походить на мозг), но теперь они были погружены в ямки из живой плоти, в рудиментарные глазницы. Кроме того, я увидел одинаковые, красные, обрамленные морщинистыми краями отверстия, к которым тонкими медными проволочками присоединялись металлические конусы: это были мои уши — по всей видимости. Еще был пищевод из гибкого пластика, сзади подхваченный первыми костями (а может быть, кости тоже были пластиковые?) позвоночника. Пищевод тянулся к черному, похожему на мешочек объекту — наверное, это был мой желудок. Имелись также легкие, печень и почки — все искусственные, и, похоже, они не работали. Эти органы свободно соединялись между собой волокнами, сотворенными то ли из синтетической протоплазмы, то ли из пластика. А там, где следовало бы находиться моему сердцу, располагалась конструкция из соединенных между собой пластиковых шариков. Их было пять, и они равномерно распределялись вокруг блестящего металлического ядра. Все это жуткое сочетание внутренностей, за исключением глаз на стебельках и металлических конусов, было погружено или плавало на поверхности большой прозрачной ванны, наполненной желтоватой жидкостью.

Вот так происходило мое преображение. Периодически я пробуждался, и робот демонстрировал мне последние физические достижения — самые последние шаги на пути к полному «комплекту». Мне казалось, что мой робот-хирург трудится с любовью и очень гордится своим искусством. Глядя в зеркало, я наблюдал за наращиванием частей своего тела, которое мало-помалу обретало форму. Шаг за шагом я возвращался к полному существованию в той лаборатории, и я восхищался каждой новой костью в моем полусинтетическом теле. А многие кости представляли собой пластиковые копии настоящих, поскольку настоящие разрушились без возможности восстановления. Я видел, как обретают форму мои руки и ноги. Ко мне начали возвращаться воспоминания — по мере того, как мой головной мозг восстанавливался естественным путем и с помощью операций. И все это время робот разговаривал со мной и объяснял, как это все произошло и как он собирал меня, словно головоломку по кусочкам, в своей лаборатории.

По всей видимости, мое катастрофическое падение на поверхность серой планеты было замечено роботом, который в это время совершал одиночную межпланетную экспедицию в поисках жизни! Его родная планета — мир подземных ульев и туннелей, напрочь лишенный какой бы то ни было органической жизни, — являлась пятой по счету от солнца в системе из шести планет и одиннадцати лун. Вот где я находился теперь — на пятой планете, а та, серая планета, на которую я рухнул с такой жуткой силой, была второй от солнца и находилась в шестистах восьмидесяти миллионах миль от центра системы. Робот перевез все части моего тела и корпус часов на свою родину. И тут он приступил к…

…Но в любом случае, мне повезло — нет, лучше я не стану приуменьшать значение случившегося. Это было поистине фантастически удачное совпадение — не только в том плане, что робот заметил, как я врезался в поверхность той серой планеты, но и в том, что сам он являлся, наверное, единственным механизмом в своей расе, который когда-либо…

…Однако T3RE — по всей видимости, благодаря годам раздумий и встроенной в него способности к бесконечным физическим и теоретическим экспериментам, — развил собственные идеи относительно органической жизни. Его гипотеза об органической жизни заключалась в том, что роботы с самого начала не существовали, а изначально были созданы высшими органическими существами, дабы оказывать им помощь. Короче говоря, пожалуй, этого моего друга можно было бы назвать механическим Дарвином!