Служитель египетских богов - Челси Куинн Ярбро Страница 59

У дверей заброшенного строения Фальке резко остановился.

— Ты уверена, что здесь пусто?

— Брат Гюрзэн говорит, что сюда не забредают и нищие. В худшем случае, мы наткнемся на крыс.

— Я не брезглив, — усмехнулся Фальке, потом сказал другим тоном — Ты действительно вознамерилась со мной переспать?

— Да, — кивнула Мадлен.

Он глубоко задумался, потом объявил:

— Это рискованно.

Мадлен поняла, что кавалер пытается выяснить, насколько его дама осведомлена о возможных последствиях предстоящего шага.

— Знаю, — сказала она, сознавая, что они говорят о разных вещах.

— Я… — Фальке махнул рукой и вдруг улыбнулся, отчего в углах его глаз залучились морщинки, а на щеках обозначились ямочки, такие обворожительные в узорчатой лунной тени.

Именно этого знака Мадлен бессознательно и ждала. Его улыбка подобно лавине смела в ней все барьеры, за какими прятались тени прошлого. Лицо ее вспыхнуло, грудь высоко поднялась, фиалковые глаза засияли.

Фальке, ошеломленный этой метаморфозой, вдруг задохнулся, а когда вновь обрел способность дышать, не узнал сам себя. Подобно многим своим соотечественникам, он привык считать, что женщины — это капризные, сумасбродные существа с непомерными аппетитами и необузданными страстями, не способные без надлежащего руководства вести мало-мальски приличную жизнь. С юных лет Фальке старался держать себя с ними в рамках, сознавая, что пользоваться их слабостями для порядочного человека по меньшей мере позорно. Но сейчас все эти представления словно выдуло из его головы, и свободный, раскрепощенный он потянулся к возлюбленной.

— Смотри, это твой последний шанс пойти на попятный.

— Если бы я собиралась уйти, то давно бы ушла, — усмехнулась Мадлен, очень довольная, что именно он ведет ее вглубь помещения, а не она тащит его за собой. — У дальней стены стоят обитые войлоком топчаны. Слишком хлипкие, на мой взгляд, но там же лежат четыре свернутых тюфяка. Что ты предпочитаешь?

Он взглянул на нее с насмешливым любопытством.

— Ты ведешь себя так, словно мы на рынке и должны выбрать дичь.

— Вовсе нет, — рассмеялась она. — Так что же? Тебе подсказать или как?

— Тюфяки практичнее, — сказал Фальке, ощупью продвигаясь вперед. — Два таких мата, положенных рядом, позволят нам… — Он запнулся и покраснел, благословляя спасительный полумрак.

— Я тоже так думаю, — сказала Мадлен, подтаскивая к себе один из рулонов и заодно воздавая хвалу собственной предусмотрительности. Нет, все же не зря она приказала обкурить эту ночлежку, а то неизвестно, что бы полезло из этих стареньких тюфяков. — Если сегодня все пройдет хорошо, то к следующему свиданию мы подготовимся лучше. У нас ведь будут другие свидания, а?

— Помилуй, — запротестовал Фальке. — Стыдно вслух говорить о подобных вещах.

Мадлен бросила скатку на пол.

— Я ничего не стыжусь. Не стыжусь смотреть на тебя и ласкать тебя взглядом. Не стыжусь тебе себя предлагать. В моих чувствах к тебе ничего не изменится, если только ты не станешь вести себя со мной как с какой-нибудь шлюхой. — Или как с шлюхой, восставшей из мертвых, что еще хуже, добавила она про себя. Вторая скатка плюхнулась рядом с первой. — Помоги мне разрезать веревки.

Фальке обиженно задрал полу хирургического халата и достал из кармашка жилета небольшой перочинный нож.

— Подойдет?

— Реши это сам. — Мадлен вдруг почувствовала, что вся эта возня жутко ей надоела. — И поцелуй меня. Немедленно. Прямо сейчас.

Фальке, едва успевший перерезать веревки, передернул плечами.

— Поцеловать?

— Да. Я ведь не овца, которую притащили на случку. Я женщина и хочу получить от тебя нечто большее, чем несколько торопливых движений. — Она намеренно подбирала самые грубые и язвительные слова. — Или ты думаешь, что я стану твоей покорной подстилкой?

— Я?!! — взревел Фальке. Недоумение в его глазах сменилось бешеной яростью. Он отшвырнул в сторону нож и набросился на Мадлен.

Они как безумные срывали друг с друга одежду, стремясь поскорее добраться до того, что скрывалось под ней. В их действиях не было слаженности, ибо страсть каждого все возрастала, а телам их, словно двум вибрирующим магнитам, лишь мешали совпасть, чтобы тут же расплавиться, беспорядочные движения рук.

Насыщение наступило внезапно. Они замерли, обессиленные, потрясенные, словно два моряка, выброшенные штормом на сушу. Его лицо было погружено в спутанную гриву блестящих волос, губы женщины припали к мужской шее.

Несколько позже, когда луна полностью осветила огромный храм на западном берегу Нила, Фальке очнулся от забытья, привстал на локте и убрал темные волнистые пряди с лица той, что лежала с ним рядом.

— Мадлен!

— Что? — отозвалась она, поворачиваясь, чтобы поцеловать его руку.

— Ну и кто я теперь? — спросил он в смятении.

Мадлен улыбнулась и хотела ответить шуткой, но синие глаза были серьезны.

— Эгидиус Максимилиан Фальке, врач. Отважный ученый и сильный мужчина.

— Твой соблазнитель. Вот кто я есть. — Он уставился на потолок, впервые заметив, что тот является всего лишь изнанкой вороха пальмовых веток, заменявшего хижине крышу. — Что касается остального… не знаю.

— Тише. — Она придвинулась ближе, оплетя его ноги своими и положив голову ему на плечо.

Он тоже обнял ее и повторил свой вопрос. Очень спокойно, не ожидая ответа.

— Итак, что же ты со мной сделала, Мадлен де Монталье?

* * *

Письмо Клода Мишеля Ивера, посланное из Вены Жану Марку Пэю в Фивы.

«Уважаемый Жан Марк Пэй! Не знаю, получите ли вы это письмо до половодья, но я договорился, чтобы его отправили с самым быстрым из покидающих Венецию кораблей.

Во-первых, позвольте сообщить, что я почти восстановил силы, чего не произошло бы столь быстро без благотворного вмешательства в оздоровительные процессы, идущие в моем организме, дальнего родича мадам де Монталье. Плюс к тому господин Сен-Жермен был так добр, что полностью предоставил в мое распоряжение великолепно вышколенного слугу, что также очень мне помогает. Судя по обхождению и манерам, этот удивительный человек должен был в свое время приложить немало усилий, чтобы избежать гильотины. С той же проблемой, по-моему, столкнулась бы и мадам де Монталье, будь она лет на тридцать постарше. Эта женщина сама по себе очень незаурядна, а в ее родиче сразу угадывается гордый изгнанник, скиталец. Глядя на него, я почему-то вспоминаю одного отлученною от церкви священника, которого некогда знал. Это ассоциации, а господин Сен-Жермен очень скупо говорит о своем прошлом. Однако он проявляет неподдельное любопытство к нашим раскопкам и заверяет, что в случае денежных затруднений, готов финансировать экспедицию вплоть до тех пор, пока мадам де Монталье не сочтет нужным покинуть ее состав.