Прекрасная тьма - Маргарет Штоль Страница 11

— Я не знал, что тебе сказать, — помолчав, с трудом произнес он.

— Ничего, все в порядке.

Не знаю, правду ли я говорил, но на лице у папы появилось выражение крайнего облегчения. Он подошел ко мне и на секунду крепко обнял.

— Теперь я здесь. Хочешь поговорить?

— О чем?!

— Ну, о том, что нужно знать, когда у тебя появляется девушка.

Вот уж о чем мне точно не хотелось с ним разговаривать.

— Пап, нам совершенно не обязательно…

— Знаешь, у меня богатый опыт. За годы жизни с твоей мамой я узнал пару важных вещей о женщинах.

Я стал судорожно готовить пути к отступлению. Еще немного, и я выпрыгну в окно кабинета и перелезу через ограду!

— Ну, в общем, если ты когда-нибудь захочешь поговорить со мной о… ну, о… о чувствах, — неожиданно закончил он.

— О чем? — переспросил я, едва не рассмеявшись ему в лицо.

— Эмма сказала, что Лена очень тяжело переживает смерть дяди. Что она на себя не похожа. Что она лежит на потолке. Отказывается ходить в школу. Закрывается от меня. Залезает на водонапорные башни.

— Нет, с ней все в порядке.

— Ну, женщины — существа с другой планеты.

Я кивнул, стараясь не смотреть ему в глаза. Он даже не подозревал, насколько прав.

— Я очень любил твою маму, но больше половины времени я понятия не имел, что творится у нее в голове… Отношения — штука непростая. Хочу, чтобы ты знал, что можешь спросить меня о чем угодно.

Ну что я могу спросить у него? Что делать, когда твое сердце перестает биться от простого поцелуя? Когда стоит, а когда не стоит читать мысли своей девушки? Каковы ранние признаки того, что ее навеки объявили светлой или темной?

Он положил руку мне на плечо, потом убрал, а я так и не смог сказать ему в ответ ни слова. Он посмотрел в сторону кабинета — на полпути в коридоре висел портрет Итана Картера Уота. Я все еще не привык к нему, хотя сам повесил его на это место на следующий день после похорон Мэкона. Портрет пылился, завернутый в простыню, всю мою жизнь, и мне показалось, что это неправильно. Итан Картер Уот дезертировал с войны, в которую не верил, и умер, пытаясь защитить чародейку, которую любил. Я взял молоток, вбил в стену гвоздь и повесил портрет на стену, потому что чувствовал, что поступаю правильно. Потом зашел в папин кабинет и собрал разбросанные по полу листы бумаги, в последний раз посмотрев на нарисованные на них каракули и круги — живое подтверждение того, какой глубокой может быть любовь и как долго может не проходить боль от потери. Я прибрался и выкинул все листы в мусорный бак. Это тоже казалось правильным.

Папа подошел к картине и посмотрел на нее словно в первый раз:

— Давненько мы не виделись с этим парнем!

— Я решил повесить ее сюда, надеюсь, ты не против. Просто мне показалось, что ей тут самое место, а то что она пылится под какой-то старой простыней! — обрадовавшись смене темы, затараторил я.

Минуту папа смотрел на портрет юноши в форме Конфедерации.

— Когда я был маленький, этот портрет всегда был замотан в простыню. Бабушка с дедушкой не любили говорить о нем и не горели желанием вешать на стену портрет дезертира. Когда дом перешел мне, я нашел портрет на чердаке и перенес его в кабинет.

— А почему ты не повесил его? — удивленно спросил я.

— Не знаю. Твоя мама хотела, чтобы повесил. Она обожала эту историю — что он ушел с войны, хотя в результате это стоило ему жизни. Я все время собирался сделать это. Просто я так привык, что он стоит в углу. А потом твоей мамы не стало… — Папа замолчал, провел рукой по краю резной рамы. — Тебя, кстати, назвали в его честь.

— Я знаю.

Папа посмотрел на меня так, будто впервые увидел.

— Она с ума сходила по этой картине. Я рад, что ты повесил ее. Здесь ей самое место.

Мне не удалось сбежать ни от жареного цыпленка, ни от обвинительной речи Эммы, поэтому после ужина мы с Линком поехали искать Люсиль в район, где жили Сестры. Линк звал кошку, периодически отрываясь от завернутой в жирную салфетку куриной ножки, а потом проводил жирными пальцами по набриолиненным волосам, и с каждым разом они блестели все сильнее и сильнее.

— Ты бы курицы-то побольше принес! Кошки сами не свои от курицы, они же в природе птицами питаются!

Линк сбросил скорость, чтобы я мог высматривать Люсиль, и забарабанил пальцами по рулю, отбивая ритм нового жуткого хита своей группы под названием «Печенье любви». Старина Линк, такой предсказуемый…

— И что? Ты бы вел машину, а я бы высунулся в окно с куриной ножкой в руке? Просто тебе хочется еще жареной курочки Эммы!

— Угадал, чувак. И торта из колы, — ничуть не смутился Линк и выставил куриную кость в окно, — кис-кис-кис, иди-ка сюда…

Я сканировал тротуар в поисках сиамской кошки, но тут мне в глаза бросилось кое-что другое — полумесяц. Он был нарисован на номерном знаке, втиснутом между рекламным вымпелом со звездами и полосками и растяжкой фирмы «Бабба», занимающейся грузоперевозками. Таких знаков с государственной, символикой полно по всей Южной Каролине, я видел их тысячу раз, но никогда не задумывался о том, что на них изображено. Голубая пальма и полумесяц — возможно, луна чародеев, ведь они жили здесь с незапамятных времен.

— Этот кот глупее, чем я думал, — если он не может унюхать жареную курицу Эммы.

— Не кот, а кошка. Люсиль Бэлл — девочка.

— Какая разница, коты, они и есть коты.

Линк завернул за угол, и мы выехали на Мэйн-стрит. На обочине сидел Страшила Рэдли. Он посмотрел вслед проезжающему мимо «битеру» и сдержанно махнул хвостом в знак приветствия. Самый одинокий пес во всем городе. Заметив Страшилу, Линк откашлялся и спросил:

— Кстати, о девочках: как дела у Лены?

Они с Леной мало общались, но если учесть, что она почти ни с кем, кроме меня, не дружит, то их, наверное, можно назвать друзьями. Почти все время она проводила в Равенвуде под бдительным оком бабушки и тети Дель или в попытках спрятаться от них, в зависимости от настроения.

— Она справляется, — ответил я, и ведь и не скажешь, что соврал.

— Правда? Ну, в смысле, она как-то странно себя ведет. Даже для Лены.

Линк был одним из немногих жителей Гэтлина, посвященных в тайну Лены.

— У нее дядя умер. Такие вещи бесследно не проходят.

Кому об этом знать, как не Линку. Он видел, как я пытаюсь смириться со смертью матери, смириться с тем, что мир продолжает существовать без нее, и понимал, что это невозможно.

— Знаю, но она все время молчит, ходит в его одежде… Тебе это не кажется странным?

— С ней все нормально.

— Как скажешь, чувак.