Салимов удел [= Жребий; Судьба Салема; Город зла; Судьба Иерусалима ] - Стивен Кинг

Что, старый друг, разыскиваешь ты?

Вне Родины прошло немало лет,

И ты вернулся, образами полон,

Что выносил под чужестранным небом,

Далече от своих родных краев.

Джордж Сеферис

1

Почти все думали, что мужчина с мальчиком — отец и сын.

Они пересекли страну в старом седане-ситроене, направляясьбез точного курса на юго-запад, держась главным образом окольных дорог идвигаясь урывками. Прежде, чем достигнуть места своего назначения, они триждыостанавливались: сначала в Род-Айленд, где высокий черноволосый мужчинаустроился рабочим на текстильную фабрику; потом — в Огайо, в Янгстауне, там онтри месяца отработал на сборке тракторов у конвейера; и, наконец, в маленькомкалифорнийском городке у мексиканской границы — там мужчина устроился бензозаправщикоми чинил небольшие иностранные автомобильчики настолько успешно, что самудивлялся и радовался.

Где бы путники ни останавливались, он покупал издающуюся вМэне портлендскую газету «Пресс-Герольд» и просматривал ее в поисках заметок,касающихся небольшого городка под названием Салимов Удел, расположенного вюжной части Мэна, и его окрестностей. Время от времени такие заметкипопадались.

До того, как попасть к Центральным Водопадам Род-Айленда,мужчина в номере мотеля вчерне набросал повесть и отослал своему агенту.Миллион лет назад, в те времена, когда тьма еще не окутала его жизнь, он слылумеренно удачливым беллетристом. Агент отнес набросок к последнему издателюмужчины. Тот выказал вежливый интерес и полное отсутствие намерений расстатьсяс деньгами на аванс. «За «спасибо» и «пожалуйста», — сказал мужчина мальчику,разрывая письмо агента, — платить пока еще не надо». Выговорив это без излишнейгоречи, он, тем не менее, уселся за книгу. Мальчик говорил мало. Его лицопостоянно сохраняло зажатое выражение, а глаза оставались темными, как будтовсегда осматривали некий внутренний горизонт. В столовках и на бензоколонках,где они останавливались по пути, мальчик был вежлив — и только. Казалось, он нехочет терять из вида высокого мужчину, и даже, когда тот покидал мальчика,чтобы воспользоваться туалетом, мальчик как будто бы начинал нервничать. Прогородок Иерусалимов Удел он говорить отказывался, хотя время от времени высокиймужчина пытался поднять эту тему, и не заглядывал в портлендские газеты,которые мужчина иногда нарочно оставлял на видном месте.

Когда книга была написана, они жили в пляжном домике вдалиот автострады и оба много плавали в Тихом океане — он был теплее и дружелюбнееАтлантического. Не вызывал никаких воспоминаний. Мальчик начал покрыватьсяочень темным загаром.

Несмотря на то, что жили они достаточно хорошо, чтобы трираза в день прилично поесть, а над головой иметь прочную крышу, мужчина ощутил,как подступают сомнения по поводу жизни, которую они вели, а с ними — подавленность.Он занимался с мальчиком, так что в смысле образования тот, похоже, ничего нетерял (у мальчугана была светлая голова и он любил читать, как когда-то — самвысокий мужчина). Но мужчина считал, что в случае Салимова Удела «с глаз долой»не означало для мальчика «из сердца вон» — иногда по ночам парнишка кричал восне, скидывая на пол одеяло.

Из Нью-Йорка пришло письмо.

Агент высокого мужчины писал: «Рэндом Хаус» предложил аванс— двенадцать тысяч долларов, а продажа книги через клуб дело почти решенное.Идет?»

Идет.

Мужчина уволился с бензоколонки и вместе с мальчиком пересекграницу.

2

Лос-Сапатос, что означает «ботинки» (название, котороевтайне бесконечно радовало мужчину) представлял собой небольшую деревенькунеподалеку от океана. Совершенно свободную от туристов. Тут не было ни хорошейдороги, ни вида на океан (для этого следовало проехать еще пять миль к западу),ни каких-либо исторических достопримечательностей. Вдобавок местная кантинакишела тараканами, а единственная шлюха была бабулей пятидесяти лет.

Когда Штаты остались позади, на их жизнь снизошел почтинеземной покой. Самолеты над головой пролетали редко, автострады отсутствовали,и на сто миль окрест ни у кого не было электрических газонокосилок (может быть,никому просто не хотелось ими обзаводиться). У них был приемник, но и он рождаллишь ничего не значащий шум — все новости передавали по-испански. Мальчик уженахватался отдельных слов, но для мужчины этот язык оставался абракадаброй —навсегда. Вся музыка, похоже, состояла из опер. По вечерам они иногда ловилимонтерейскую станцию, передававшую поп-музыку, неистовую от акцентов ВулфмэнаДжека, однако звук то появлялся, то замирал. Единственной машиной в пределахслышимости был нелепый старый рототиллер, принадлежащий местному фермеру. Приподходящем ветре до их ушей, подобно беспокойному духу, долетал слабый, неритмичный, рыгающий шум мотора. Воду они доставали из колодца вручную.

Раз или два в месяц (не всегда вместе) они посещали мессу вмаленькой городской церквушке. Обряда не понимал ни один из них, но все равноони ходили. Иногда мужчина спохватывался, что задремывает в удушливой жаре отмонотонного знакомого напева и голосов, облекающих этот напев в слова. Один разв воскресенье мальчик вышел на шаткое заднее крыльцо, где мужчина начал работунад новой повестью и, запинаясь, сказал, что поговорил с местным священником отом, чтобы быть принятым в лоно церкви. Мужчина кивнул и спросил, хватит ли егоиспанского, чтобы принять наставления. Мальчик ответил: он думает, такойпроблемы не будет.

Раз в неделю мужчина проделывал сорокапятимильную поездку заочередной портлендской газетой, которая всегда оказывалась устаревшей самоеменьшее на неделю, а иногда — пожелтевшей от собачьей мочи. Через две неделипосле того, как мальчик сообщил ему о своих намерениях, мужчина наткнулся нахудожественный очерк о Салимовом Уделе и вермонтском городишке под названиемМомсон. В очерке упоминалась фамилия высокого мужчины.