Дом окон - Джон Лэнган

– Все меня спрашивают, что я думаю о том, что случилось с Роджером, – сказала Вероника Кройдон, – и, если в ту же секунду я не даю ответа, все с радостью начинают предлагать собственные варианты. Может, у него случился инфаркт во время прогулки? Как будто у полиции не было подобной версии, и все эти обширные поиски в лесу устраивались просто так. Как будто в шестьдесят пять сердце превращается в бомбу замедленного действия. Если не инфаркт, то, наверное, инсульт или какая-нибудь аневризма. Как будто это не Роджер пробегал каждый день пять миль и выглядел на двадцать лет моложе. Уж мне ли не знать.

Она передала мне вымытую тарелку, которую я вытер полотенцем. Я ответил:

– Ты же понимаешь, что…

– Они намекают, что его вымотал наш брак?

– Нет, – сказал я, хотя доля правды в ее словах все же была. Вероника Кройдон познакомилась с будущим мужем в магистратуре: она была младше Роджера почти на сорок лет и моложе его сына от первого брака.

– Нет, – повторил я, поставив тарелку в сервант. – Я хотел сказать, что сердечный приступ может случиться в любом возрасте.

– Может, – согласилась Вероника, – но не в этом случае. Если бы ты только слышал, как все об этом говорят: понижают голос, будто собираются начать разговор на деликатную тему – о нашей сексуальной жизни, – и, знаешь, в каком-то смысле так и есть. Они не знают границ.

– Но их я еще могу стерпеть, – продолжила она, передавая мне следующую тарелку. – Хуже только те, кто прямо заявляет, что Роджер «не иначе как ушел к другой». Семьдесят процентов считают, что он вернулся к Джоан, оставшиеся тридцать – что нашел кого-то помоложе. Как будто никто не знает, что на момент нашей встречи Роджер с Джоан уже давно жили как соседи; как будто это не она из кожи вон лезла, чтобы расстроить наши отношения; как будто не было развода, и как будто каждый из них не жил своей жизнью. Ты знаком с ней? Ты ее хоть видел? Конечно, видел и знаешь. Роджер никогда бы не променял меня на это. Стало быть, кто-нибудь помоложе? Я тебя умоляю! Как будто его привлекал только возраст; будто у него был фетиш, как у какого-нибудь похотливого старика.

Признаться, подобные мысли приходили в голову и мне, и моей жене, Энн. Да и не только нам: так, полагаю, думал весь факультет английского языка университета штата Нью-Йорк на Стэйтен-Айленд; так думали все, кто знал Роджера Кройдона. Услышав эти версии из уст Вероники, я, однако, почувствовал себя виноватым. За то время, за все полтора года, что прошли после исчезновения Роджера, мы не поддерживали с Вероникой никакой связи; не писали электронных писем, а что уж говорить об открытках или о звонках по телефону. Мы не говорили с ней, но говорили о ней – друг с другом, с друзьями, – обсуждали возможные причины исчезновения ее мужа – и те, что она перечислила, и другие, более причудливые. Что, если он вступил в секту? А может, перешел дорогу наркоторговцам? Или потерял рассудок, и его тайно упекли в дурдом? Подобные пересуды не утихали месяцами и обязательно всплывали в любой компании; и пусть я испытывал к подобным разговорам неприязнь, но все же активно в них участвовал. Конечно, с Вероникой было сложно найти общий язык, и легче было говорить о ней, а не с ней, но теперь это представлялось мне крайне шатким оправданием. Поставив очередную тарелку на гору ее предшественниц, я сказал: