Последняя черта - Феалин Эдель Тин-Таур Страница 45

Менту позвонили. Он даже культурно попросил прощения, под дребезжание звонка вышел на пять минут, а потом вернулся, уселся снова напротив. И взгляд у него как будто изменился. Сказал всего два слова:

— Изабель. Герасим.

А потом, подумав, добавил:

— За стеклом никого нет. Мы в боксе одни. Пизди, какого хрена ты забыл в сто восемнадцатом и какого рожна за тебя просит прокурор.

Ворон отгонял продолжающиеся попытки запугать, как назойливых мух. Захочет — сделает, вся информация у этого гондона уже имелась. А после звонка даже появилось больше. Но гондон оставался на месте и играл в джентльмена. Ворон всё же собрал силы — те, что остались — в один рывок. Надеялся на эффект неожиданности, может, хотя бы выколоть ему глаз ручкой — и даже не столько волновали последствия. 

Анатолий ухмыльнулся. Движение резкое. Он перехватил правую руку, заломил, припёр его к столу за шею, впечатав щекой в холодную поверхность.

— Будем знакомы, Ворон. А теперь давай всё-таки поговорим.

Анатолий дёрнул Ворона вверх, отправил в свободный полёт на стул, продолжая сохранять какую-то нездоровую невозмутимость.

— Я хочу знать, что произошло в том участке. Какого хрена ты делал на чердаке. У меня даже получилось отмазать убийство приехавших ментов, они давно мешались одним людям. Тебе просто нужно рассказать мне, что там произошло.

Ворон не мог не отметить, что руку для захвата гондон выбрал как нельзя удачно. И выкинул обратно на стул, словно точно зная, насколько ему сейчас больно. Несколько секунд пришлось сидеть и молчать, шумно дыша через нос.

— С хуя ли я должен верить тебе на слово?

— Потому что тебя ни в чём не обвиняют, дебила кусок, — прошипел мент. — Не ебу, чего ты хочешь добиться своими действиями, но сейчас всё так обстоит: ты действительно со своей девушкой припёр карманницу. Потом произошёл какой-то пиздец, не попавший на камеры, как и ты со своей девушкой и этой карманницей. Протокол успели начать составлять. Перепуганный, ты забрался на чердак. Куда делась какая-то шлюха — хуй с ней, на неё все забили. Не веришь? Дай мне десять минут.

Гондон поднялся из-за стола, вышел. Когда вернулся — грохнул о стол две папки.

— Только тут хуи не рисуй, — ядовито посоветовал мусор. — Копии, конечно, но мне делать нехер, чем по десять раз всё печатать. Понял? Я просто хочу знать, какого хера там произошло на самом деле. Около трёх дней назад был убит Трампин Егор. Знаешь, кто его нашёл? Твоя дражайшая Кузнецова! А теперь... — Он легко, но ощутимо дёрнул голову Ворона, перейдя на свистящий шёпот. — А теперь подумай, сукин ты сын, кого хотят посадить за это! Потому что кому-то сверху очень надо дело закрыть, а закрывать некем. А эту Сернину, как свидетеля, никто слушать не станет — да ты и сам знаешь! Надо тебе это, а?!

Отшатнулся, опёрся руками о стол с другой стороны и посмотрел на него исподлобья. В общем, продолжал вести себя странно. Ворон окончательно перестал понимать, чего от него требуется, что из него тянут — сто восемнадцатый? Чистосердечное? Алису? Первая папка решала первый вопрос. Вторая — почти физически ударила под дых. Дышать стало ещё тяжелее. Дикий, Таша... Алиса... кого из них делают? За что с ними это делают?   

— Тебя тут держат ради развлекухи, толком без оснований, а я ещё должен задницу рвать, чтобы доказать свою честность?! Мозги есть вообще, или все с этой наркоманкой продул?! 

— Бред, — прошептал Ворон. — Какой же бред.

Грёбаные нацисты. Теперь он понимал, что их месть Химере — капля в океане того дерьма, которое им ещё только собираются вылить на голову. А он-то думал, надеялся, блять, что после такого беспощадного риска всё затихнет! Риск случился. Всё не затихло.

Всё, что он делал — бесполезно. Враги были на шаг впереди. Они уже заграбастали Алису грязными руками, а он только их веселит, попадаясь на пути. Сажать его не за что, так ведь можно и не сажать, можно развлекаться каждый день просто так, просто потому что захотелось...

— Если ты хотел заставить меня расколоться, — надтреснутым голосом сквозь зубы выдавил Ворон, — то зря... зря ты мне это показал. — Говорить было тяжело, сидеть — того хуже, после захвата болела рука, а под робой горел вечным пламенем оставленный ожог. — Хочешь, чтобы я сделал им ещё хуже? Хер тебе, блять! — хрипло выкрикнул он, пока в чёрных глазах полыхало бешенство. — Вы были ближе к своей цели, когда ебали меня дубинкой в зад и выжигали послания промышленным лазером, а это... — Ворон встал, хотя было паршиво, но до конца фразы всё же продержался. — Последнее, что могло бы меня переубедить!

Он упал обратно и скривился от пронзившей боли. Руки задрожали сильнее — он чувствовал, что или придушит сейчас ими гондона, или ручкой убьёт себя... И хер с тем, что не с первого раза.

 — А вот теперь, — удовлетворённо ухмыльнулась ментовская гнида. — Теперь мы с тобой действительно поговорим.

Из какого-то не примеченного ранее ящичка он достал диктофон, включил его и сменил тон на деловой.