Тысячи лиц Бэнтэн - Айзек Адамсон Страница 34

— Ты здесь, чтоб овладеть вселенной?

— Чтобы растить свою удачу. Лелеять ее. Закавыка в том, что меня не остановить с тех пор, как я встретил тебя. Я буквально не могу проиграть! Видишь этот пиджак? Выиграл. Эти часы? Выиграл. С тобой у меня началась полоса везения, в жизни такой не видал.

Жаль, не могу сказать того же о себе. В голосе Гомбэя энтузиазм, шаг упругий — мне было трудно поверить, что этот же мужик сидел мрачнее тучи на интервью в зале «Патинко счастливой Бэнтэн». Удивительно, что могут сделать немножко бухла и несколько удачных игр. Может, даже слишком удивительно.

— Растить удачу — значит показывать свою благодарность, — продолжал Гомбэй. — Воздавать должное источнику везения. Я хочу поблагодарить тебя, господин Чака. Ты разыскал меня, чтобы сделать эту статью для «Молодых Востока», и даже представить не можешь, как поменял мою жизнь. И в знак признательности я привез тебе это.

Он вдруг остановился и просиял: лицо горит, руки за спиной, застыл в позе, которой бы и Морж загордился. Потом Гомбэй театрально шагнул в сторону, открывая то, к чему и вел этот зачин. У обочины переулка рядом с ящиком пустых бутылок из-под сакэ стоял потрепанный желтый мопед.

— Он твой, друг мой, — объявил Гомбэй. — Ну, что скажешь?

Я сказал именно то, что думал:

— Не стоило.

— Фигня! Надо показать уважение источнику моей удачи, так? Это «Хонда Хоббит». 1978 года, почти как новенькая. Агента коллекционера и бегает еще ого-го как.

— Красивая, — сказал я. Проблема в том, что заловить меня на мопеде — как ковбоя Мальборо на цирковом пони. В особенности на мопеде по имени Хоббит.

— Запрыгивай и прокатись.

— Хотел бы, но не могу. Журналистская этика запрещает мне принимать подарки от субъектов моей работы.

— Субъектов? — переспросил Гомбэй.

— Надеюсь, ты понимаешь.

— Да забей ты на статью! Это чисто между нами, по-мужски. Ты столько сделал для меня, что просто должен его взять. Самое меньшее, что я могу сделать. Чака, я тебя умоляю. Пожалуйста, не позорь меня.

Гомбэй сунул руку в карман пижонского итальянского пиджака, вытащил связку ключей и ткнул их мне в ладонь. С тех самых пор, как я прибыл в Токио, события шли собственным непонятным и неодолимым путем. Пытаться навязать обстоятельствам свою слабую волю — все равно что веслом от каноэ бороться с приливной волной. Золотая рыбка была права: наши сухопутные обычаи — бездонная загадка. Я сжал ключи и выдавил улыбку.

— О'кей, — сказал я. — Спасибо.

— Ты меня осчастливил.

— Так откуда, говоришь, у тебя фингал?

Я засек, что в лице у него что-то слегка дрогнуло, но что именно — не понял. Гомбэй поковырялся в земле носком туфли.

— Да так, ерунда. Просто маленькое недоразумение.

— По поводу?

— Я же говорю, попал в полосу везения. Благодаря тебе. А владельцы залов патинко, они дергаться начинают, когда такое случается. В общем, на меня наехал один клоун, дескать, я мухлюю, была маленькая драчка. Но все обошлось. В конце концов всегда все обходится, так?

Фонарь у него под глазом сиял в лунном свете, белки глаз налились кровью. До кучи еще кривая усмешка и лохматая шевелюра — Гомбэй смотрелся однозначно полоумным. Может, так оно и было. Если торчать семь лет перед автоматами патинко и наблюдать, как по ним бесконечно катятся стальные шарики, никто и не заметит, как мозги ваши тихо слиняют через черный ход.

— Ясное дело, — ответил я. — В конце концов все обходится.

Раздражающий смех. Сердитый комар. Бесконечный пердеж.

Мопед урчал похоже на все это вместе, пока я выруливал обратно к отелю «Лазурный». Единственное утешение — в этом районе в этот час мало народу, меня особо никто не увидит. И я задался вопросом — если Чака оседлал «Хонду Хоббит» и его никто не видит, правда ли он оседлал «Хоббит»?

Нет. Абсолютно нет.

Загнав мопед в крошечный гараж отеля, я надумал совершить прогулку в милый особнячок на другом конце города, в Арк-Хиллз. У меня не было времени осторожно вынюхивать, читать газеты и носиться по городу. Мне позарез надо было встретиться с Накодо, свалиться как снег на голову к нему в дом и выяснить, что же на самом деле было между ним и Миюки и почему он об этом наврал. Рискованно вот так брать его на испуг, но, если учесть события прошлой ночи, еще рискованнее просто сидеть и не рыпаться.

МУЖЧИНА НА ФОТОГРАФИИ СКОРО ПРИСОЕДИНИТСЯ К НАМ.

На снимке Накодо, гораздо моложе, рядом с Миюки, не изменившейся. Бессмыслица. Опять же, с этими придурками в белом все сплошь бессмыслица. Если судороги в принципе — электрическая вспышка в мозгах, тогда, пожалуй, вся эта сцена могла оказаться глюком. Но если горящие синапсы так перегрузили мои мозги, как я вообще запомнил этот глюк? Может, мне все это приснилось, пока я валялся кучкой на полу в подвале? А припадок Миюки в зале патинко? Ее тоже навестила фигура в белом? Может, эти судороги заразные? Забавно — когда нужен невропатолог, никогда его нету рядом.

Я решил поймать такси рядом с Токийским вокзалом. Мог бы вызвать такси прямо из гостиницы, но, может, все мои разговоры оттуда прослушиваются. Сейчас я плаваю вместе с крупной рыбой. Мне надо быть бдительным, внимательным и угадывать ходы противников еще до того, как они сами поймут, что сделали ход.

Интересный вопрос — почему я подумал о прослушке телефонов, но не догнал, что за мной может быть хвост? Допустим, в моей черепушке все еще блуждали облака после судорог. Но когда я, срезая путь, нырнул в переулок, я сразу учуял — что-то не так. Не кишками почуял, меня не торкнуло, это была не интуиция и даже не мысль. Просто общее физическое ощущение — так в тихом пруду рыба чует рябь от брошенного в воду камня.

Я было попробовал сделать дух спокойным, как луна, по не вышло. Попытался вразумить свой ум, но вышло лишь недоразумение. Я не был готов готовиться к смерти, так что быстренько взвесил все за и против применения боевой стратегии номер тридцать шесть из знаменитых «Тридцати шести стратегий» — а именно, сделать ноги.

Не успел.

Сзади мне по кумполу врезали чем-то тяжелым.

Я начал падать, но удержался. Пригнувшись, я крутанулся и выпрямился, нацелив апперкот к звездам.

И заехал Афуро точно в челюсть.

Ее тело взмыло над землей и, по-моему, зависло в воздухе, а потом грохнулось на тротуар. Я инстинктивно потрогал затылок. Хорошие новости — крови нет. Плохие новости — Афуро валяется в отрубе, в канареечно-желтой блузке и голубой юбчонке, рядом с ней кирпич, которым она только что пыталась вышибить мне мозги. За ней — мусорные контейнеры, набитые пустыми бутылками из ближайшего ресторанчика. Вдали просигналила тачка, кто-то промчался на мотоцикле. Максимальное приближение Токио к гробовой тишине.

Интересно, я ее убил? Не то чтобы у меня по-прежнему такой убойный кулак, но Афуро — мелкая девчушка, и если она приложилась башкой, этого с лихвой хватит. Пот выступал на лбу и заливал глаза.