Возвращение тамплиеров - Джузеппе Д'Агата Страница 24

Здание церкви Санта-Мария-дель-Приорато на Авентинском холме было именно тем самым, что осталось на загадочном рисунке, повторял про себя Джакомо. А эти даты, 1489–1989, написанные на обороте? Две последние одинаковые цифры, конечно же, заключали в себе некий смысл. Но так ли это? Вопросы эти молоточками стучали в голове Джакомо, глухо и ровно, словно пульсация одной и той же неотвязной мысли.

Возможно, человек, сидевший рядом с ним и выглядевший вполне беззаботно, был способен уловить эту мысль? И действительно, слова американца глубоко поразили Джакомо.

— Игра в лото, которое так любят в Италии, насчитывает девяносто чисел. Восемьдесят девять — предпоследнее из них, как бы возвещающее конец и ожидание нового начала. И действительно, последняя цифра в нем — девять. Она же — первая в числе девяносто, завершающем каждый цикл и начинающем новый. Согласно Пармениду, цифра девять относится к области абсолюта, соединяя голову с хвостом и таким образом замыкая идеальный круг кольца. — Он бросил на Джакомо испытующий взгляд и добавил: — Или короны.

— Вы тоже специалист по гаданию на цифрах, как и наш Гельмут?

— Я занимаюсь этим иногда лишь ради развлечения, — торопливо проговорил Уайт и продолжал: — У вас нет ощущения, будто нарастает нечто пока еще плохо различимое, что вот-вот обретет форму и явится на свет? Что-то подземное, медленно и не без труда выходящее на поверхность?

— Мировая война? Страшная катастрофа?

Уайт покачал головой:

— Не знаю. Я только предостерегаю. Возможно, это предвидение.

— Верно, — согласился юноша, думая о пророческих словах, которые нередко повторял падре Белизарио. — У меня тоже есть какое-то странное внутреннее ощущение.

Светлые, почти прозрачные, глаза американца слегка блеснули.

— Правильно, внутреннее.

Он принялся смотреть за окно на хаотичное движение машин, среди которого таксист пытался проделать путь, и, не отрывая взгляда от дороги, произнес:

— В Америке у меня есть друг, который работает на сейсмической станции. Он-то мне и сказал, что время от времени его приборы регистрируют какие-то странные толчки. Но это не движения земной коры и не вулканическая деятельность. Это какие-то загадочные брадисейсмы. Мой друг называет их «галопом подземной кавалерии». Любопытное сравнение, не правда ли?

Джакомо ничего не ответил, только представил себе всадника, который ударом копья — гигантского копья — пронзил Анну. Голос Уайта вернул его к действительности.

— Я все более убеждаюсь, что судьба, предназначение, будущее скрыты не в линейных и геометрических движениях небесных тел, но в первородных силах, бесформенных и пугающих, которые сталкиваются в магме, глубоко в недрах земли.

— А как же астрология, самый древний опыт предсказаний?

Уайт склонил голову:

— Это вполне естественно, что неисчерпаемая потребность в знаниях побудила людей обратиться к безупречности небесного свода, к сложной гармонии вселенной. Не случайно мы, верующие в единого Бога, образно представляем себе Его именно там. Но наш истинный, настоящий мир — это земля и все, что находится в ее недрах.

Джакомо уловил в словах и жестах Уайта какой-то педантичный, менторский тон, нечто такое, что подспудно вызывало раздражение и неприязнь.

Американец указал пальцем вниз:

— Наша физическая природа, наша материальность вот тут, у нас под ногами, там, откуда берется наша пища и куда отправляют мертвых. Именно там заключены несметные сокровища — золото, алмазы, нефть, — именно там мы образно представляем себе ад и царство теней и зла. И на самом деле нет ничего более неизведанного, чем земные недра.

Тем временем они приехали на самый впечатляющий, самый легендарный из семи римских холмов — Авентинский. Высадив их, такси уехало.

Вот он — грандиозный архитектурный ансамбль Санта-Мария-дель-Приорато. Джакомо с огромным волнением смотрел на него. Это было поразительно точное воплощение рисунка.

На площади находилась группа туристов. Они по очереди совершали небольшой ритуал, предписанный путеводителями на всех языках. Туристы друг за другом заглядывали в замочную скважину больших ворот, чтобы увидеть оттуда купол собора Святого Петра в Ватикане.

— Это одно из самых загадочных мест на свете, — прошептал Уайт, отвернувшись от туристов и обращаясь к Джакомо. — Вы знакомы с масонским учением?

Джакомо сделал неопределенный жест.

Уайт принялся пристально рассматривать стелы и обелиски, украшавшие здание.

— Mons Serpentarius, то есть Змеиная Гора, — так называли Авентинский холм древние римляне, считавшие змею олицетворением темных и вечных жизненных сил. Видите, как много здесь резных фризов с изображением змеи. Если вздумаете сосчитать их, то получите ровно тридцать три. Создатель этого ансамбля — Джованни Баттиста Пиранези…

— Знаю.

— Но может быть, вам не известно, что Пиранези был масоном и, похоже, достиг тридцать третьей, высшей, степени в масонской иерархии. — Он сделал широкий жест в сторону ансамбля. — Мальтийские рыцари — наследники рыцарей святого Иоанна, участников Крестовых походов, — до сих пор имеют здесь свою штаб-квартиру. — Американец направился в сторону храма. Легкая улыбка блуждала на его губах. — А ведь неплохую шутку учинил Пиранези, когда согласился принять заказ мальтийских рыцарей на проект собора Санта-Мария-дель-Приорато, места, предназначенного для творения обрядов, тишины и молитвы.

Джакомо выразил заинтересованность, и Уайт продолжал:

— Джованни Баттиста Пиранези был не только масоном, но и страстным поклонником магии и оккультизма, а главное, был убежден, что является реинкарнацией одного тамплиера. Орден тамплиеров был буквально изничтожен с помощью костров и гильотин в начале четырнадцатого века. — Уайт снял очки и стал протирать их платком, сощурив близорукие глаза.

— Вы хотели что-то сказать о шутке Пиранези, — заметил Джакомо.

— Шутка поистине дьявольская. В общем, похоже, он работал на деньги мальтийских рыцарей, но духовные заказчики у него были совсем иные.

— Видно, что стелы в изобилии украшены масонскими символами.

— Они позаимствованы у тамплиеров, которые в свою очередь взяли их у Зоровавеля, еврейского царя, воина и рабочего. Его солдаты и в самом деле показаны здесь с мастерком в одной руке и шпагой в другой. — Уайт, явно довольный, что может продемонстрировать свою эрудицию, надел очки. — Если вытянуть все стелы и обелиски в одну линию, то их длина составит тридцать три фута и тридцать три дюйма: точно такой же ширины был легендарный храм Соломона в Иерусалиме, известный как первый в истории. Но посмотрите внимательно, друг мой: на фасаде церкви мы видим скульптурное изображение богини Фортуны, той самой, что изображена на оборотной стороне монет, которые чеканили тамплиеры.

— Выходит, именно они были загадочными заказчиками архитектора.