Фактор фуры - Алексей Евдокимов Страница 20

У меня уже бывало так в этом турне - проснувшись, я в первый момент не мог понять, где нахожусь. Темень. Кромешная. Ночь? Я потянулся за мобильником - посмотреть, который час, - и понял, что лежу не в кровати. А на чем-то жестком, холодном, грязном.

Что за?.. Где я?.. Тут до меня дошло, что на самом деле мне только кажется, что я проснулся, - что это просто сон такой…

Я облегченно наладился отрубаться опять… не выходило… Ни черта это был не сон. Я лежал - валялся - навзничь на стылой каменной, в крошках каких-то плоской поверхности (на полу? на асфальте?) - в глухой темноте. С угловатым бетонным блоком вместо памяти и вообще вместо мозгов.

Нажрался?.. Не пил же вроде толком ничего…

Вдруг накатила неконтролируемая паника. Полная дезориентация. Ни хрена не вижу, не слышу, не помню, не соображаю… Я судорожно завозился на этом холодном в безуспешной поначалу попытке собрать все руки и ноги. Я вообще цел? Кажется… Даже вроде нигде особо не болит - хотя тело не слушается совершенно. Почему не видно ничего? Я ослеп? Нет… Нет, что-то все-таки различимо, едва-едва: какие-то смутные контуры. В той стороне, что ли, чуть посветлее?..

Сколько раз надирался, химией всякой паскудной закидывался, но такого - такого, по-моему, никогда не было… ГДЕ Я?!

Перевернувшись на живот, упереться ладонями в пол. У-упс… Отжаться на руках, подтянуть ноги… Раза с третьего получилось. Но встать… Это была утопия. В конце концов я сел на задницу - невидимый мир вокруг мощно раскачивался, желудок подергивался под кадыком. Я, мыча, стиснул виски грязными ладонями.

Пыльная духота. Вкрадчивые таинственные звуки, близкие и далекие - меня хватило понять, что раздаются они только у меня в голове… Тошнило дико. М-м-м-м-м-м-м-м… Я выдавил тягучий слюнной сгусток - на подбородок.

Неаполь. Я в Неаполе. Меня срубило на улице - ни с того ни с сего… Да, это помню. Потом - ничего… Подмешали? Какой-то дряни сыпанули - в кабаке? Ограбили? Вот тебе, доцент, и весь эксперимент…

Рюкзак!.. О чем ты… Без малейшей надежды я зашарил руками вокруг себя - и почти сразу наткнулся на рюкзак. Я был совершенно уверен, что он окажется пуст… Ноутбук. На месте. Так. Фотоаппарат. Мобила. Ничего не понимаю.

Захватив в кулак лямку рюкзака и на этот кулак опираясь, я пополз на четвереньках в ту сторону, где потемки были чуть пожиже. Да, действительно - просматривалось что-то вроде узкого отверстия впереди и вверху: не освещенного, но вроде выводящего куда-то, где имелся источник некоего слабого и, кажется, искусственного света… Плечо с лязгом врезалось во что-то легкое, металлическое.

О! Ступеньки. Лестница. Похоже, я в подвале - и вот эта вот лестница ведет к двери, приоткрытой. Могло быть хуже… Руками, коленями, так, и вот так… А теперь попробуем стоять… Меня наконец вывернуло - зато, отплевавшись и полураспрямившись, я убедился, что держусь на ногах. Десяток ступеней - шепотом мучительно матерясь, я толкнул тяжелую железную дверь и вывалился на улицу, в ночь, в обшарпанный подъезд, полуосвещенный вялой лампочкой. Относительно широкий пролет вел вверх, я сел на нижние ступеньки, очумело осмотрелся.

Замкнутый квадратный двор с подворотней - старинный, захламленный, трущобный. Несколько машин, мотоцикл в чехле. Этажи уступами, во вторых и третьих - арочные проемы; терраски-балконы, заставленные рухлядью и кадками с тропической зеленью. На одном, в тени какого-то развесистого фикуса - большая картинка с Иисусом, на фоне которой одиноко висит на бельевой веревке пара оранжевых резиновых перчаток…

Забурчал мотор, в подворотню втиснулось небольшое авто. Из него вылезли парень с девицей, парень, задрав голову, заорал на весь двор. На верхнем этаже открылось окно, высунулась корпулентная синьора в дезабилье, спустила приехавшим корзину на веревке. Парень извлек что-то из нее и вместе с девкой направился в «мой» подъезд - косясь на меня, они прошаркали шлепанцами наверх и клацнули замком.

Не знаю, сколько я так просидел. Потом кое-как поднялся - «вертолет» тот еще…

Подворотня, висят мятые железные почтовые ящики. Булыжный переулок: узкий, грязноватый, между облупленных стен в граффити. Это действительно были какие-то трущобы. Причем полные жизни, несмотря на поздний час: трещали, выныривая из-за поворотов и еле разъезжаясь в тесноте, мотороллеры, на всех углах кучковались (большей частью вокруг опять же мотороллеров) компании самого разного состава - то шпана почти расейского вида, то обтерханные мужики средних лет, то семьи от мала до велика. И все откровенно пялились на меня: вряд ли тут редкостью было зрелище шатающегося бухарика, но вряд ли часто в этой роли попадался турист с рюкзаком…

Здешнюю жизнь трудно было даже назвать уличной, она перетекала наружу из повсеместно открытых дверей и окон, через которые шло двустороннее общение. Понятие приватности тут явно актуальным не было - всё настежь, всё видать и почти можно дотянуться: вот за дверью доходит на подушках древний, страшный, высушенный старик, вот за окном дюжина молодых условно индусов, окружив стол, шумно празднует что-то условно индусское…

На стенах - старые выцветшие предвыборные плакаты с наглыми мордами коррумпированных политиков. И рядом - изображения святых, поясные и в рост, в стеклянных ящиках и просто так, подо многими горят свечки.