Чужая воля - Джон Харт

Дэниел Рид много чего знал про бывших копов – в том числе и то, что коп так до конца и не умирает в тебе, когда тебя отправляют в отставку, увольняют по медицинским показаниям или просто вышибают под зад коленкой за курение травы. Вроде уже четвертый год машет метлой на автовокзале, а вот поди ж ты – все-таки ощутил знакомое жжение где-то под воротничком, эдакое покалывание кожи, заставившее оторвать взгляд от ведра с грязной водой и растрескавшихся плиток пола под ногами.

Поначалу он пригляделся к какому-то молодняку. Те развалились на скамейке, поддатые и шумные, но дело было явно не в этом. Дальше настала очередь семейных пар с детьми и компашки хиппи, потом каких-то стариков, беременной женщины и солдат в форме. За стеклом у посадочной платформы чадил выхлопом двести пятнадцатый из Роли, а с десяток пассажиров дожидались своего багажа, пока старина Мак, обливаясь потом на жаре, вытаскивал чемоданы из багажного отсека и выстраивал их в ряд на платформе. Для Дэниела это был лишь один из тысячи точно таких же дней в маленьком южном городке, уставшем от войны. Совершенно неизбежно глаза его остановились на симпатичной девчушке в желтом платьице. Наверное, лет восемнадцати, с потрепанным чемоданчиком, в кожаных туфельках, уже начинающих просить каши. Он то и дело наблюдал за ней уже около часа – неспешные переходы от одной стены к другой, плавные развороты, склоненная набок голова… Сейчас та застыла совершенно неподвижно, слегка раздвинув губы.

Проследив за ее взглядом, в полутемной нише у выхода на платформу Дэниел приметил какого-то молодого человека. Угловатый, поджарый, тот остановился футах в пяти от двойных дверей и уже довольно долго стоял там, изучая людей в зале. Вьетнам, первым делом подумал Дэниел, причем явно недавно оттуда. Что-то было в том, как именно тот стоял, в этой его настороженности. Когда парень наконец шагнул на свет, Дэниел смог получше его рассмотреть: футболка «Лед зеппелин», выступающие скулы, ремень из черной кожи, бирюзы и потемневшего серебра… Когда тот прошел мимо, подметая пол под старыми высокими ботинками клешами линялых джинсов, от него пахнуло дизельным выхлопом и табаком. «Детектив…» – бросил на ходу парень, едва заметно склонив голову, но Дэниел быстро отвернулся, стыдясь того, что он старый, обкуренный, да и давно уже никакой не коп. Выждал, пока стеклянная дверь на пружине не выстрелит в зал ярким солнечным бликом, а потом попросил у билетной кассирши разрешения воспользоваться телефоном. Та придвинула к нему аппарат, и он набрал номер, который помнил наизусть с давних времен. Спросил детектива, фамилия которого тоже еще не стерлась из памяти.

– Минутку!

На линии воцарилась тишина, а Дэниел продолжал наблюдать за молодым человеком, который только что пересек оживленное шоссе, перейдя под конец на трусцу и на миг скрывшись за возмущенно рявкнувшей сигналом фурой. В ярком солнечном свете его железная стать с обилием острых углов еще больше бросалась в глаза: бедра, плечи, угол подбородка… Стрельнув взглядом через плечо, парень опустил на глаза солнечные очки.

«Вот жопа», – подумал старый коп.

«Просто… жопа».

* * *

Детектив Френч ответил на звонок, присев за письменный стол своего напарника.

– Френч, – произнес он, после чего немного послушал. – По-моему, вряд ли…

Послушал немного еще, а потом поблагодарил звонящего и повесил трубку.

Бросил взгляд на знакомые черты лица напарника. Они с Кеном Барклоу работали вместе уже двадцать лет, и у обоих практически не было секретов друг от друга. И вот теперь одному из таких крайне немногочисленных секретов предстояло выплыть наружу.

– Джейсон в городе. Это Рид, с автовокзала.

– Да Рид уже окончательно сторчался…

– Не настолько сторчался, чтобы не узнать моего старшего сына.

Барклоу откинулся на стуле, с жестким лицом, явно недовольный.

– А я-то думал, Джейсон все еще в тюрьме…

– Уже в какой-то общаге службы социальной адаптации в Роли. Семь недель как.

– И ты даже не подумал сказать мне, что он освободился?

– Мне нужно позвонить жене.

Френч покрутил диск, глядя, как играющие на лице напарника эмоции сменяют друг друга. Обида. Тревога. Злость.

– Не отвечает!

– Думаешь, он двинет домой?

– Только не после того, как все тогда закончилось.

– Откуда такая уверенность?

– Он не станет устраивать такого своей матери. Только не после того последнего раза.

– Тебе, конечно, видней, но все же подумай хорошенько. Вьетнам. Тюрьма. Черт его знает, на что он способен… Ты ведь слышал все эти истории.

Френч с силой провел ладонью по лицу, безрадостно вздохнул.

«Двадцать девять уничтоженных солдат противника… Двадцать девять официально подтвержденных узаконенных убийств…»

Вот что первым делом приходило на ум, если говорить обо всех этих историях: двадцать девять трупов в первый же год службы.

Набрав еще несколько номеров и выслушав одни и те же ответы, он повесил трубку.

– У соседей ее нет, у подружек тоже.

– А как тогда насчет Гибби? Если Джейсон пойдет не домой…

Фраза осталась неоконченной, и Френч подумал про Гибсона, своего младшего сына.

– Гибби в школе. За него можно не переживать.

– Ну-ну. А как же День прогульщика?

Френч быстро подсчитал в уме и понял, что напарник прав. День прогульщика стал традицией еще с первого года призыва. Последние три пятницы перед выпускными экзаменами старшеклассники забивали на школу и отправлялись на заброшенный карьер к югу от города. Учителя закрывали на это глаза, полиция тоже. Гибби наверняка сейчас там – он просто должен быть там, как и все остальные. Такое вот прощание с детством в свете войны в каких-то долбаных заморских джунглях…

– Давай-ка лучше я загляну на карьер. – Барклоу встал. – А ты пока разыщи жену и сообщи ей, что Джейсон в городе. И вот что – с ходу не оглоушивай. Подготовь ее.

– Я должен сам со всем этим разобраться.

– Не дури. – Барклоу влез в куртку, проверил табельное оружие. – Даже Супермен не может находиться в двух местах одновременно.

* * *

Уильям Френч не был гением, и у него хватало ума понимать это. Если он и добился чего-то в жизни, то в первую очередь благодаря уравновешенному и твердому характеру – целеустремленный человек, который стал лучшим копом, чем ему полагалось по праву. То же самое и с его браком. Габриэла была слишком хороша для него еще тогда, когда они только познакомились, и по-прежнему оставалась не парой ему в тот день, когда они поженились. Он как-то спросил у нее, как это выпускница Вандербильта ^[1] с дипломом по английской литературе, заливавшая светом каждую комнату, в которую только входила, могла вообще связаться со студентом-недоучкой из заштатного колледжа, вот уже три года работающего там, где его могли в любой момент убить. В ответ она чмокнула его в щеку, приложила ему руку к сердцу и произнесла: «Больше меня вообще никогда об этом не спрашивай!» Три сына и тридцать лет спустя Габриэла по-прежнему оставалась даром небес – даром всей его жизни, – но одного сына она уже потеряла.